Как живете, дети?

— Оставь, они сейчас выйдут!

— А почему они подрались, не знаешь? — допытывается Марика, приставая то к одному, то к другому.

Никто ничего не знает, никто ничего не говорит.

— Я знаю, но не скажу! — говорит Марике Гоча.

— Сказали же они, — поспешил я объяснить Марике, чтоб Гоча тоже слышал, — это их тайна! Тайну надо беречь!

Тея уводит Эллу в сторону, что-то ей долго шепчет. Элла внимательно слушает, удивляется, краснеет, что-то ей доказывает. Потом нерешительно приближается ко мне.

— Можно? — говорит робко.

Я нагибаюсь, она прикасается губами к моему уху (для большей предосторожности, чтобы никто не услышал, что она мне скажет, и еще прикрывает их руками). Так она шепчет мне на ухо:

— Впустите меня в класс, я их помирю!

С помощью таких же мер предосторожности я шепчу ей:

— А ты знаешь, почему они подрались?

Элла молчит, краснеет еще больше.

— Ты уже подумала, что им скажешь?

Она кивает головой. Тогда я говорю девочкам, которые караулят у двери:

— Впустите Эллу, ей надо что-то взять из сумки!

Девочки догадываются:

— Она помирит их?

Эллу впускают и дверь опять закрывают.

Что она им скажет, как она заставит их протянуть друг другу руки? Ведь мальчики находятся в необычном для них состоянии, в состоянии влюбленности. Сами не понимают, что с ними творится.

Влюбленность!

Что это такое? Первая любовь? Прелюдия первой любви? Нет, конечно, не первая любовь, она удел юношей, девушек, отчасти старших подростков. Но прелюдией ее, пожалуй, можно назвать. Влюбленность, которую я наблюдаю у многих моих ребятишек, можно считать первым проблеском того, что ребенок способен полюбить, и сигналом того, что дар любви тоже требует заботливого воспитания.

Является ли влюбленность возрастной особенностью младших школьников?

Ой, как упорно молчат по этому поводу ученые-педагоги и психологи, молчат составленные ими учебники по педагогике и детской психологии! Да еще как опасно заговорить об этом, о том, что эти проблески любви требуют заботливого отношения, в среде учителей начальных классов. Большинство из них с жаром и раздраженно станут доказывать, что, во-первых, такие проявления следует принимать как аномалии, как результат превратного воспитания ребенка; во-вторых, их надо пресекать немедленно. Многие же учителя просто не желают видеть, какие изменения происходят в некоторых учениках. Они спешат сделать вывод, что в младшем школьном возрасте ничего подобного не может быть и всех нас, занимающихся делом воспитания, может не волновать проблема детской влюбленности.

Как порой педагогу легко избавиться от острых проблем воспитания! Не замечай их, это же от тебя зависит! Закрой глаза, заткни уши, уходи подальше от детей — и никакой проблемы не будет!

Есть тут проблема, острая, серьезная. Ее недооценивание, мне кажется, означало бы искусственное усложнение воспитательного процесса, возможное искажение характера многих детей. Есть проблема. Если бы ее не было, эти мальчики не подрались бы и я не заставил бы их стоять друг против друга в пустом классе для объяснений и примирения.

В моем классе многие девочки и мальчики явно симпатизируют другу другу. Эта симпатия не пассивная, не созерцательная. Она поощряет детей к действию, к хорошим и плохим поступкам. Только так я могу объяснить, с одной стороны, взаимную заботливость, которую они проявляют, и, с другой стороны, грубость мальчиков по отношению к тем же девочкам.

Основа всех этих проявлений, я уверен, — неосознанное детьми чувство влюбленности, первые проблески дара любви. Если дать им — этим проблескам — развернуться и развиться в грубых формах взаимоотношений, то получится что я способствую искажению моего же воспитательного процесса. Меня беспокоит мысль о том, что в этих первых проблесках влюбленности мальчики могут приобрести опыт грубого отношения к девочкам, а у девочек создастся впечатление, что мальчики не умеют дружить.

В чем же должна заключаться моя забота?

В том, чтобы, воспользовавшись этими проблесками влюбленности у детей, еще сильнее закрепить в них чуткость, внимание, заботу и преданность друг другу, поощрять в мальчиках мужественность.

Кстати, о мужественности. На днях к нам пришла врач и велела мне после уроков повести всех детей в ее кабинет для обязательной прививки. Дети испугались:

— Больно будет? — спросили девочки врача.

— А как же, будет больно! Это же прививка! — ответила врач и ушла.

— Вот хороший случай проверить, кто из наших мальчиков бесстрашный, а кто — трусишка. А то они все хвастаются и хвастаются! — сказал я детям. — Давайте сделаем так: выберем комиссию в составе трех девочек. Пусть они присутствуют в кабинете врача, когда мальчикам будут делать прививку, и посмотрят, кто из них побоялся, а кто проявил храбрость!

И я утверждаю: именно потому, что в кабинете врача находились Марика, Элла и Ния, все мальчики оказались вдруг мужественными, бесстрашными, во время прививки каждый из них улыбался и твердил: «Нет, мне не больно!»