Какая она, победа?

коттеджи, асфальтированные дорожки, успевшая разрастись зелень садов и

аллей — долгожданный уют, который, к сожалению, приходит к строителям

лишь в ту пору, когда надо сниматься с места к новым котлованам и

пустырям.

За чередой тополей силосные банки бетонного завода, мостовые краны

плотины, длинная, уходящая вдоль нарынского берега дамба — детище УМР,

то есть Управления механизированных работ вообще и его начальника

Казбека Бексултановича Хуриева, в частности.

Рядом с Шамалды-Саем ветка железной дороги, чуть поодаль

автомагистраль Ош — Фрунзе. Обе дороги идут параллельно друг другу,

постепенно втягиваются в горы и на двадцатом километре от Шамалды-Сая

нанизывают на себя город Таш-Кумыр. Над домами колокольным звоном

плывет лязг шахтных механизмов, гул компрессорных установок, воздух

пропах угольной пылью, серной гарью тлеющих терриконов. Улицы

вытянулись вдоль ущелья по щебенистой террасе, одинаково пыльной летом

и зимой, вокруг пестрая рябь скал и обрывов, бурых, кирпично-красных;

кажется, что они раскалены, даже если скулы сводит от ледяного ветра.

Внизу, под обрывом террасы, катит свой расплавленный суглинок мутный

Нарын. Так глубоко ушел он в горную твердь, что в городе, стоящем на реке,

реки не видно и не слышно; не так ли вообще складывались прежде

отношения Нарына и земледельца — видит око, да зуб неймет?

Сразу за Таш-Кумыром начинаются безлюдные однообразные горы,

только теперь не красные, а темно-серые, серые, круто сложенные

растрескавшимся сланцем и плитняком. Они тянутся двадцать, тридцать,

57

шестьдесят километров; не сразу укладывается в голове, что едешь вдоль

гигантского спила Ферганского хребта, разрезанного рекой. Но едва

сланцевые кручи пошли на убыль, едва поманила просветом приблизившаяся

долина речки Кара-Су Восточная, как впереди, закрывая небо, вздыбился

мраморный горб Атойнанского хребта, перехлестываясь на левобережье

Нарына горой Чон-Тегерек.

С такой дикой мощью, с такой угрозой и неподступностью громоздится

поперек нарынской долины каменный монолит, что строители дороги Ош —

Фрунзе не рискнули следовать за рекой. Они перебросили через Нарын под-

весной мост, пустили шоссе по левобережью, а потом через сургучно-

красные кручи перевала Торпу увели трассу в ущелье Кара-Су. Отсюда без

особых трудностей можно миновать кряж Чон-Тегерек и в несколько

серпентин перевала Кок-Бель перемахнуть в долину Кетмень-Тюбе.

Такие долины геологи называют впадинами. Громадной глиняной чашей

лежит Кетмень-Тюбе в оправе смыкающихся со всех сторон гор, кажется,

самой природой созданная для того, чтобы стать морем. В прежние годы,

когда о мостах через Нарын мечтать не приходилось, людям ничего не

оставалось делать, как все же пробить дорогу вдоль реки через теснину. По

ней и ездили в Кетмень-Тюбе. О дороге рассказывали всяческие страхи, и

каждый поворот ее отмечен в памяти старожилов сорвавшимися в Нарын

автомашинами, погибшими под обвалами путниками. И когда появилась

новая дорога, о старой тут же забыли; теперь ею пользовались лишь

охотники и пастухи, стоявшие со скотом в урочище Токтобек-Сай,

расположенном сразу за тесниной. Да и для них дорога стала нелегкой. Она

где сползла с осыпями, где оказалась заваленной камнепадами, где ее смыл

Нарын. Трудно поверить, что здесь когда-то ходили машины. Теперь, ока-

завшись в этих местах, человек мог рассчитывать лишь на прерывистую,

подчас едва угадываемую тропу, и жители крошечного кишлака Джеен-

Кыштоо, что у подвесного моста, были немало удивлены, когда появившиеся

со стороны Таш-Кумыра бульдозеры и грузовая машина свернули с

58

накатанного шоссе и начали двигаться в сторону старой дороги, с трудом

пробивая себе путь в нагромождениях камней.

Бульдозер тащил за собой вагончик. В вагончике бульдозеристы жили.

Если не считать Джеен-Кыштоо, вагончик этот был единственным жильем на

десятки километров вокруг. По субботам бульдозеристы уезжали домой, в

Шамалды-Сай, и, отгуляв положенное, вновь возвращались к подвесному

мосту. На «тропу», как теперь говорили в Шамалды-Сае.

ТРОПА. КАЗБЕК ХУРИЕВ

Уступ тропы — три метра. Местами бывал и шире, но чаще, если

смотреть из кабины, взгляду зацепиться было не за что, он сразу

соскальзывал в Нарын. Поначалу, пока не привыкли, зрелище это

действовало на воображение, и работа продвигалась медленно. Досаждало

еще и то обстоятельство, что сверху частенько «сорило», и то, что было

старательно расчищено вчера, сегодня вновь оказывалось в «гостинцах»,

подчас еще пахнувших пороховым духом каменной окалины. Особенно

сыпало с первой, считая от подвесного моста, известняковой стены,

обохренной, изборожденной трещинами и прозванной поэтому Гнилой