Какая она, победа?

журналов, кинохроники и телевидения, ТАСС и радио. Они могут спешить.

Могут занимать места на смотровых площадках, нетерпеливо поглядывая на

часы. Может даже прозвучать команда, взлететь сигнальная ракета, а пере-

крытия все же не будет. Не будет, потому что главные действующие лица до

створа еще не добрались. Они сидят в кузове обшарпанной дежурки,

постукивают от холода рантами побитых горных ботинок, покуривают, пряча

сигарету от ветра в кулак, и тихо улыбаются чему-то своему. Очевидно,

тому, что у них не оказалось пригласительных билетов. Так неожиданно

довелось еще раз осознать, что значит рабочий человек. Нет без него ничего.

И ничего не будет.

Покуривать пришлось, конечно, недолго. Скрип тормозов сразу

нескольких машин, растерянные объяснения ревностных исполнителей «от»

и «до», на которых в эту минуту жаль было глядеть, бешеный бег машины по

бетонке и вдруг разом нахлынувший азарт горячей, необычной, праздничной

работы. Синий чад перегруженных машин, вибрирующий стон тросов, визг

железа, резкие отмашки строповщиков, их безмолвно обращенные к

шоферам взгляды, дескать, как там дела, на проране, много еще?

Ряды тетраэдров убывают медленно, кивок в сторону тетраэдров.

115

—Хватит?

—Даже останутся!

—Что Пятерев делать с ними будет? Солить?

—Запас карман не дерет. Для следующего перекрытия останется!

—До следующего. До этого еще дожить надо!

—А куда ты денешься?

—Стой, слушай, что там на створе?

—Обыкновенно. Перекрытие!

Восемь часов пятьдесят минут. Четырехкубовой экскаватор Алексея

Фисенко и Федора Климова, выдвинутый на самый край прорезанного

бульдозерами русла, властно опустил на перемычку тяжелый ковш.

Несколько таких заходов, и из-за ковша выступила мутная нарынская вода.

Она просачивалась сквозь узкую кромку почти срытой перемычки, и кромка

эта с каждым поворотом экскаватора становилась все уже и уже.

Внимание собравшихся переключилось на острие банкета. Девять часов

утра. С первым боем кремлевских курантов громкоговоритель прогромыхал

из штаба перекрытия слова команды. И едва они, неузнаваемо искаженные

эхом, замерли в скалах, из-за поворота торжественно выполз первый КрАЗ,

неся на радиаторе алое знамя. Это была машина комсомольского экипажа

Станислава Радюкова и Бориса Амиранова. Перекрытие началось! Ухнули

в проран первые «негабариты», рухнули на левый берег долетевшие до него

всплески воды.

Девять часов пятнадцать минут. Внизу забегали фотокорреспонденты,

оттуда доносится нестройное «ура!». Это очередной удар экскаваторной

лопаты пробил наконец-таки в перемычке брешь, и вода, все ширясь, все

раздвигая, руша рыхлые берега, пошла сквозь перемычку. Она набирала

мощь с каждой минутой, она размывала перемычку, она все более

становилась рекой.

Нарын пошел в тоннель! Зеленым цветком нависла над прораном первая

праздничная ракета. А на банкет один за другим пятились, вздымая к небу

116

кузова, тяжелые КрАЗы, натягивали страхующие тросы бульдозеры, там

висели над самым прораном сигнальщики, делая отмашку яркими искорками

флажков, там, на самом острие банкета, словно прокладывая путь среди

бушующих волн, мелькали то белый полушубок Хуриева, то выгоревшие

штормовки и куртки Пятерева, Бушмана, Сарыгулова, Майляна...

Шел за часом час. А банкет словно не удлинялся, весь тот шквал бетона,

скал и грунта, который со скрежетом и искрами рушился в проран, исчезал,

казалось, бесследно. Но так только казалось. Проран неумолимо сокращался,

особенно после визитов БелАЗа.

Два часа сорок пять минут дня. Снова появляется БелАЗ. Под

восторженные крики мгновенно хлынувшей на банкет толпы он валит в

узкую щель прорана очередную связку тетраэдров тонн эдак на шестьдесят, и

те касаются стены левого берега. Нарын перекрыт!

Взрываются залпы ракетниц, «ура!», порыв такого непосредственного и

общего ликования, который встретишь не на каждом празднике. Да это и есть

праздник. .

«. .Проходит еще несколько минут, и все сто сорок кубов нарынских вод

устремились в обводной тоннель», — писала в те дни одна из газет. Если б

так было! Тогда на митинге в честь перекрытия, состоявшемся в Кара-Куле

на площади Гидростроителей, присутствовали бы и «уэмэровцы». А их почти

не было в праздничной толпе, потому что и в пять и в шесть часов вечера

сквозь банкет пробивалась почти треть реки, и эту оставшуюся треть тоже

нужно было загнать в тоннель. И потому те, кто начинал этот бесконечно

длинный день и кому, может быть, в первую очередь надо было стоять на

осененной красными транспарантами главной площади Кара-Куля, те

оставались на своих местах. Там, на створе, по-прежнему выли гид-

роподъемники самосвалов, по-прежнему озабоченно суетились сигнальщики,

не было только толпы зрителей и гостей, не было шашлыка в десятом

тоннеле и тех увлеченных своими обязанностями товарищей из областного

управления милиции, которые упорно пытались удалить с банкета вместе с

117