Какая она, победа?

всего, пожалуй, работать в потернах — в смотровых галереях в теле плотины.

Темно, водичка сочится за шиворот. Воздух и тот цементом пропах, ни с

каким другим не спутаешь. А тебе нужно трубы варить. В полном

одиночестве. Всю смену. А если насосы ставить, так и вовсе от зари до зари,

пока они не начнут откачивать воду.

А на шатре свои прелести. Он целым должен быть, шатер, чтоб свежий

бетон от мороза, от жары уберечь. А его ветром срывает, ущелье-то плотиной

перегорожено; а шатер над плотиной как парус. Начнет бригада брезент

растягивать, кажется, так с этим брезентом и сдует всех куда-нибудь в

нижний бьеф.

А хуже всего не водичка за шиворот с цементом пополам, не ветер

декабрьский на кровле шатра, не камешек, щелкнувший по плите в метре над

головой, хуже всего оказывается, человеку тогда, когда ничего этого нет. Ни-

когда не думал, что будет так скучать по створу, по свистящему гуду

компрессоров, по звонкому постаныванию крановых тросов, по мимолетным

взглядам и приветам товарищей. Никогда не замечал, какими глазами

смотрят старики, больные, инвалиды на тех, кто спешит на работу,

вскакивает на ходу в автобус, бежит вверх по лестнице с букетом цветов.

Теперь заметил. Понял. Трудная участь — сидеть дома. Трудней не бывает...

207

НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ ЕЩЕ БОГАТЫРИ..

Толя достал рюкзак, вышел на балкон, осторожно встряхнул давно уж не

бывавшую в употреблении вещь. Под майкой поскрипывал корсет, тугая

шнуровка придавала необходимую уверенность. Черт, об этом корсете уже

все знают. И всех это почему-то ужасно веселит. Балинский в корсете?! А

ему все равно, он бы и кринолин нацепил, лишь бы это помогло вернуться в

горы.

Вышел из дому, потихонечку выбрался из поселка. Сияло солнце.

Зеленели горы. И все было прекрасно, как и должно быть прекрасно в горах

ранней весной. Оглянулся — вокруг никого не было. Не сгибая спины,

присел, нашарил два булыжника поувесистей, положил в рюкзак. Потом

пошел. Надо с булыжниками ходить. Под нагрузкой. Только тогда толк есть

и от ходьбы, и от жизни. А уж кто такой груз себе на горб взвалит, дело

вкуса, от каждого по способностям. А может, не так, может, от каждого по

потребностям? Вот ему, например, очень потребна Победа. Смешно,

конечно, говорить об этом, имея в наличии весьма сомнительных качеств

двенадцатый позвонок, но что делать, если предметом первой жизненной

необходимости стала именно Победа и именно теперь; как не взвалить ее на

плечи?

Вот Бушман. Легка разве упряжка главного технолога стройки? Ан нет,

в диссертацию впрягся, статьи пишет. Никак не может смириться с тем, что

их кара-кульский опыт освоения склонов так кара-кульским опытом и оста-

нется, умрет, забудется, и тем, кто примется строить новые станции в новых

горах, придется придумывать велосипед заново.

Плохо ли жилось Леше Каренкину? Всю жизнь был рабочим, именитым

бригадиром, героем очерков и интервью, получал дай бог каждому... Взвалил

на плечи должность мастера, съехал на оклад в 162 рубля, канул в без-

вестность; теперь только и спрашивают, куда Каренкин делся, что это о нем

ничего не слышно? А он никуда не делся, там же, на створе, разве что

208

трудней стало, сложней.

Экскаваторщику Ткаличеву Александру Агеичу положено уходить на

пенсию. Не уходит. Положено отработать смену, сдать машину напарнику и

отправляться домой — машину сдает, но домой не спешит, потому что из

всяческого железного лома, из арматуры, из подобранных по стройке труб,

анкеров, обрезков железа делает для кара-кульских ребятишек карусель, и не

может ее не делать. Ему за Кара-Куль обидно. За малышню. Почему город-

ские могут кататься на карусели, а кара-кульские нет? Что у него, руки

отсохнут карусель сделать? Не отсохнут. Взвалил Агеич камешек на плечи.

Понес.

Теперь все знают о «послойке», о токтогульском методе укладки бетона

в плотину. Но ведь не было такого метода, не предусматривалось. Как это

так, без блоков, слоями, укладывая их с помощью специально сконструи-

рованных электробульдозеров? Не рисковал ли главный инженер Леонид

Азарьевич Толкачев, пробивая эту идею, связывая с нею судьбу всей

стройки, труд сотен и тысяч людей? Взвалил на себя камешек. Увлек других.

И сегодня электробульдозеристы Сеяра Феттаева трамбуют бетон там, где

каждый метр высоты давался лишь ценой предельного напряжения сил даже

ему, Балинскому.

Толя присел, опять таким же образом, не сгибаясь, добавил в рюкзак

еще один булыжник. Ну вот, теперь, кажется, в самый раз. Миновал

гравзавод, карьеры; сытый рык дизелей стал постепенно стихать. Он не

старался слишком усердствовать в первые дни. Но не хотел и того, чтобы

кто-то видел его за этим занятием. Пришлось для прогулок выбрать место

поглуше, и Первомай провел в ущелье Каинды, на Березовой поляне. Тут еще