Какая-то ерунда (сборник рассказов)

А ответив, он пошел, исполняя обязанности, в одну сторону зала ожидания, а Сараев пошел в другую - к выходу. И они разошлись без эксцессов, как в море корабли. И идущему Сараеву казалось, что не только здесь, в здании автовокзала, нет ни одной человеческой души, но и вообще нигде ее нет, а есть только он, Сараев, и удаляющийся милиционер в звании рядового, с резиновой дубинкой в руке. Но это от выпитой водки, наверно, Сараеву так казалось, а на деле тут, внутри здания, конечно, много разных людей присутствовало круглосуточно на своих рабочих местах. И те же официанты в кафе и в ресторане второго этажа, и служащие гостиницы во главе с директором и главным администратором, и работники почты и телефона. А кроме них, были в вокзале предусмотрены проектантами парикмахерская и медпункт, и видеозал, и зал игровых автоматов, а это же все обслуживают живые люди. Да и много чего еще имелось в новом автовокзале, построенном по последнему слову, включая, к примеру, камеры хранения багажа и места общественного пользования.

И удаляясь от многоэтажного автовокзала все дальше, думал Сараев, что если все-таки вернется Мила и как-нибудь они выселят его из квартиры, то можно будет какое-то первое время тут, в автовокзале, пожить. Устроившись в уголке каком-нибудь. А можно и в гостинице. Но лучше, наверно, так, в общем зале ожидания за бесплатно, тем более что милиция здесь невредная.

А побывав в кафе и в автовокзале, Сараев пошел домой по той дороге, какая мимо магазина пролегала. Где дверями торгуют. И он зашел в магазин и сказал продавцу, что:

- Надо глазок в дверь вставлять.

А продавец сказал:

- Вы дверь желаете приобрести с глазком?

А Сараев говорит:

- Нет, не желаю. А я, - говорит, - с вами опытом делюсь. Передовым.

А продавец, услышав такой безынтересный ответ Сараева, отвернул лицо и отнесся к его словам без внимания, то есть он пропустил их мимо ушей, и Сараев вынужден был уйти из магазина восвояси. И:

- Мое дело предупредить, - говорил он шепотом на ходу, - а там как хотите и как знаете.

Ему же было сугубо все равно и безразлично, начнут они вставлять глазки в свои дурацкие двери или не начнут. Ему, Сараеву, и не только это все равно было, но и другое многое и почти все на свете. У него семейная жизнь вторично разрушилась до основания и распалась, и то его мало сейчас это колыхало и затрагивало. Нет, поначалу он, конечно, глубоко по этому поводу переживал и мучился и места себе не находил под солнцем. И Марию он пробовал образумить и увещевал ее и уговаривал спокойно подумать, чтоб не принимать такие нешуточные решения безответственно и сплеча. И он говорил, что это у нее временное явление и переходящее, и:

- Это, - говорил, - у женщин бывает и случается нередко - как психическое следствие тяжелой беременности и последующего аборта.

А Мария ему говорила:

- Нет у меня никаких следствий.

И вынудила она постепенно Сараева своим поведением и отношением, унижающим его человеческое и мужское достоинство, от нее уйти куда глаза глядят. И он, уходя, считал, что жизнь его нормальная окончилась, можно сказать, бесславно и ничем, потому что никому он оказался в один прекрасный день ненужным, даже своей родной дочке Юле, которая не захотела вот с ним уходить ни за что, а захотела жить у Марии, принимая ее за свою мать, а ее сына Женю - за брата.

И Сараев крайне тяжело и близко к сердцу воспринял свой вынужденный уход и долгие дни и ночи не мог прийти в себя и обрести нервное равновесие, так как мысль о происшедшем у него с Марией разрыве доставляла ему внутренние страдания, угнетая и подавляя.

А впоследствии, спустя более продолжительное время, Сараев все же смог себя пересилить и взять в руки, и он сказал себе, что раз так случилось, а не иначе, значит, так и должно было случиться, на роду, как говорится, это написано. А он, Сараев, давно имел убеждение, что просто так ничего не случается и от судьбы уйти невозможно никому. Не верил он, следовательно, в определяющую роль случая в жизни личности. Потому что, если все в ней, в жизни, может случиться, а может и не случиться, тогда это ж, допустим, и Пушкин тот же самый, к примеру, мог Пушкиным стать, а мог и не стать, не говоря уже про Гитлера или дядю Васю Рукомойникова с шестого этажа. То есть несуразные выходили вещи из предположения слепой случайности жизни, до того несуразные, что Сараев представить себе их не мог и принять не умел.

И такое однобокое отношение к понятию неизбежности человеческой судьбы помогло ему пережить разрыв с Марией и уход от нее, и он сосредоточил все свои душевные и физические силы на благоустройстве квартиры и на двери и на укреплении своей дальнейшей безопасности и обороноспособности, уйдя с головой в эти новые дела и заботы, и ни на что другое у него не хватало ни материальных средств, ни свободного времени.