Какая же академия нужна в России?

Вот теперь и находимся мы в том положении, когда это сделать могли, благодаря в особенности усилиям 30-х годов, приложенным к педагогическому делу графом Уваровым, который особенно неустанно хлопотал о науке и достиг, в самом деле, того, что высшие учебные учреждения в России стали переходить из немецких рук в руки русских. Так, например, во всех специальностях, которые мне наиболее близки, дело было за последние десятки лет в следующем положении.

Еще в 30-х годах главным профессором химии в Петербурге был, несомненно, Гесс, ему обязаны своим развитием многие русские химики того времени, хотя он только вдохновлял на лекциях, вовсе не хлопотал о практических занятиях в лабораториях, то есть не делая званых для того, чтобы из них вышли немногие избранные. Избранных доставало. Так, например, мой покойный учитель А. А. Воскресенский был ученик Гесса, как он сам неоднократно мне говорил, интересовался много химией, будучи студентом, но практически заниматься этим предметом в лаборатории тогдашней, бывшей в Педагогическом институте, не мог, потому что не было близко руководителя. Так, например, в Казани 30-х годов химики были немцы, в особенности известен Клаус, не менее памятный в науке, чем Гесс, оба оставившие хорошее имя в этой науке. Там, в Казани, точно так же узнал химии, но ей не научился Зинин. И благодаря тому, что в это время отправляли многих за границу для изучения предметов, Зинин и Воскресенский вернулись из Германии и Франции совершенно готовыми русскими химиками, прошедшими практическую школу науки у первостепенных ученых того времени – у Либиха, Лорана, Тенара, Розе и других.

От Зинина, с одной стороны, Воскресенского – с другой, ведут свое начало все современные русские химики. Русские душой, русские по происхождению, русские по принципам, они ставили первой, главней – шею своей задачей освободить свою Родину от необходимости ходить кланяться иностранцам. Для того чтобы поучиться у них столь живому предмету, как химические знания, они вследствие того не только читали, не только рассказывали сущность науки, они не только делали для химии сами то, что делали пришельцы, возбуждавшие интерес, сами знавшие на самом деле науку и ее разработавшие, нет, они умели главное внимание обращать на то, чтобы внушить своим слушателям стремление к необходимости дальнейшего развития науки при помощи своих родных сил, и оттого родили хотя и слабые средствами, но сильные начинанием, хорошие первые лаборатории, откуда вышли самостоятельные, в России научившиеся и в России действовавшие первые русские химики.

Академия наук во времена Ломоносова. Гравюра XIX в.

Так и в других предметах. Я помню хорошо, когда я был студентом, я слушал отличный курс физики у известного и даже знаменитого академика Ленца, бывшего сперва моим учителем, а потом в университете товарищем. Прекрасное изложение, можно сказать, образованного руководителя, которое доставлял Ленц своим ученикам, памятно, вероятно, и до сих пор многим. Но при этом не надо забывать того, что составляло особенность не его одного, а особенность всех тех, которые, как Ленц, в сущности, были пришельцами в Россию. Я помню, например, следующее. В Педагогическом институте, где мы жили и где у нас прямо возле комнат для занятий были расположены физический кабинет, химическая лаборатория, библиотека и прочее, чем мы могли с величайшим удобством пользоваться, где мы работали с весьма большой охотой, нам были вполне открыты двери почти во всякое время в лабораторию и библиотеку. Но вследствие стремления, весьма понятного, хотелось попасть и работать также в физическом кабинете. Я обратился тогда с просьбой в этом отношении к Ленцу. Он рекомендовал быть на практических занятиях профессора Пчельникова, а тот магнитный инструмент, который я просил для ознакомления и работы, он дать отказался вследствие того, что инструмент, постоянно стоявший в соседней комнате в шкафу, был ценный, и, по словам Ленца, я легко мог его испортить вследствие незнакомства с ним.

Так нам и не удалось заниматься практической физикой, и нам первоначальной академией был, в сущности, Главный педагогический институт в России.

И в этом отношении Академия цели достигла, русских самостоятельных ученых сделала, и уже в силу этого сущность учреждения Академии подлежит затем пересмотру. Надобность эта чувствовалась уже довольно давно. Но здесь случилось то, что случилось в России не по этому одному поводу.

Всякий ведь знает, что русское дворянство есть служилое придворное учреждение, что всякого дворянина обязывали первоначально службой, и через это, так сказать, приобретало свое значение и государственное положение. Затем дворянство было освобождено от службы и осталось дворянством с теми поместьями, которые ему за службу даны.