Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

На основании материалов, помещенных в третьем выпуске редактору «Сигнала» предъявили обвинение по трем статьям: 103-й – оскорбление величества, 106-й – оскорбление членов императорской августейшей семьи, 128-й – потрясение основ государства.

Через день после ареста редактора вышел 4-й выпуск «Сигнала», не менее острый, чем 3-й. Оба выпуска были конфискованы.

Чуковскому повезло. Нашелся человек, который внес необходимый для освобождения залог – десять тысяч рублей. Это сделала жена Куприна, Мария Карловна, издательница «Современного Мира». Она из кассы своего журнала выделила требуемую сумму. Но десять дней Корнею Ивановичу все же пришлось пробыть в заключении.

По приговору суда, вынесенному в середине декабря 1905 года, «Сигнал» был закрыт. Его редактор должен был 6 месяцев отсидеть в крепости, на 5 лет его лишили права редактировать какое-либо издание. Взявшийся защищать Чуковского известный столичный адвокат Оскар Осипович Гру-зенберг опротестовал приговор и, в конце концов, добился оправдания своего подзащитного. Во всех судебных инстанциях Грузенберг использовал простую, но эффективную тактику: а вы докажите, что в материалах, помещенных в журнале, речь идет именно о Николае II и его семье; это вы сами, господин прокурор, придумали, что в них говорится об особах императорской фамилии, следовательно, это вы их оскорбляете.

Судебное разбирательство шло, а Чуковский продолжал выпускать журнал. Запрет на издание был легко преодолен с помощью замены одной буквы: «Сигналь» стал называться «Сигналы». Его официальным редактором-издателем значился Владимир Евгеньевич Турок. В январе 1906 года Чуковский объяснил ситуацию историку литературы Николаю Осиповичу Лернеру: «Дорогой мой, идите к нам в сотрудники. У нас хорошо. Вот сейчас Брюсов дал мне стихотворение, Арцыбашев пишет рассказ, Куприн уже дал небольшое морсо, – мелких штучек много хорошеньких – право, идите к нам. Вы не глядите, что редактором подписывает В. Е. Турок – это он делает за 50 р. – а редактором настоящим являюсь я. Дело это хорошее, расходимся мы в 70 и 100 тыс., мало-мало 50. Гонорары – платим и по рублю строчка, – ежели что стоящее. Присылайте нам пародии, стихи, басни, мелкие штучки, за все спасибо скажем».

Война с Японией закончилась. Революция шла на спад. Власть усиливала репрессии в отношении сатирических изданий. Чуковский сообщал жене во второй половине января 1906 года: «Журнал наш сегодня законфисковали[12] – на этот раз мы не были идиотами – и полиции досталось только 10 000 экземпляров. Сатирический журнал издавать в Петербурге теперь невозможно, и я проектирую преобразовать “Сигналы” в чисто литературный журнал с легким оттенком сатиры».

Преобразовать «Сигналы» в «чисто литературный» журнал не удалось. Их издание прекратилось на четвертом выпуске.

Позднее, вспоминая о своей редакторской работе, Чуковский написал: «Из истории с журналом “Сигнал” я вывел одно заключение: я для этих дел не гожусь; общественного деятеля из меня никакого не выйдет».

Да, не общественная деятельность, а литература – главное для Чуковского. Он изучает ее и ее творит, высказывает о ней свое мнение. К концу 1900-х годов он становится одним из самых влиятельных критиков. А. А. Блок в одной из статей 1907 года отметил: «Вот уже год, как занимает видное место среди петербургских критиков Корней Чуковский». И тут же добавил:«.. Едкости его пера – отрицать, я думаю, нельзя». И сам Корней Иванович в одном из писем того времени признался: «…У меня слава Герострата». Он сознательно культивирует в статьях и рецензиях злость. После посылки в «Весы» очередной своей работы просит редактора журнала, В. Я. Брюсова: «…“злость” оставьте».

В статьях критик использует прием, о котором уже говорилось: начинает с похвалы и заканчивает ядовитым выпадом. Не жалеет никого, даже своего ближайшего помощника по созданию «Сигнала» Осипа Дымова. В посвященной ему статье сначала восторженно заявляет: «Осип Дымов поэт, это очень много. Его маленький, но изящный юмор в большую, но неизящную эпоху сатирических журналов 1905–1906 годов сделал из него лучшего юмориста». А заканчивает хлесткой цитатой из Щедрина: