На происходящее между нею и Ходасевичем Николаю Чуковскому открыла глаза Берберова. Она нуждалась в эпистолярном общении с возлюбленным, но взять и просто довериться почте не могла, поскольку была большая вероятность, что конверт из почтового ящика достанет Анна Ивановна, жена поэта. Ее Владислав Фелицианович очень боялся. Поэтому Нина была вынуждена обратиться за помощью к верному другу. И он не подвел.
По свидетельству Николая Чуковского, Ходасевич и за границу-то уехал «из страха перед женой, а не перед Советской властью». Но сначала вместе с возлюбленной поэт сбежал от супруги в глухую деревню на берегу Ладожского озера.
«В страхе перед Анной Ивановной, – вспоминал Николай Корнеевич, – он обставил этот побег так, что, кроме меня, ни один человек на свете не знал, где он находится. В течение полутора месяцев я служил им единственной связью с внешним миром. Свои обязанности поверенного и друга я исполнял честно и с увлечением. Они оба платили мне пылкими выражениями дружбы и благодарности.
Страх Ходасевича перед Анной Ивановной все возрастал. Это был уже не страх, а ужас. Он подозревал ее в каких-то чудовищных кознях против себя и говорил об этом страстно, но настолько невнятно, что я не мог понять сути его опасений».
Вернувшись в город, поэт стал поспешно хлопотать об отъезде за границу. Всё делалось еще более скрытно, чем при побеге в ладожскую деревню. Нина Николаевна писала: «Отъезд наш был сохранен в тайне, этого хотел Ходасевич. Я не простилась ни с Идой, ни с Лунцем, ничего не сказала Николаю Чуковскому». Влюбленные покинули Россию в июне 1922 года. Поэт не предполагал, что Родину ему больше увидеть не придется. Берберова утверждала: «Ходасевич принял решение выехать из России, но, конечно, не предвидел тогда, что уезжает навсегда. Он сделал свой выбор, но только через несколько лет сделал второй: не возвращаться. Я следовала за ним. Если бы мы не встретились и не решили тогда “быть вместе” и “уцелеть”, он, несомненно, остался бы в России». Решение о невозвращении было принято после того, как поэт убедился, что «Беседу», журнал, который он помогал Горькому редактировать, большевики в Россию не пустят, что на Родине изменений к лучшему в ближайшем будущем не предвидится.
«Беседа» выходила в Берлине с мая 1923 года по март 1925-го. В ней, в первом номере, благодаря высокой оценке Ходасевичем поэтического дарования Николая Чуковского, увидела свет поэма юного автора «Козленок». А через два месяца после этого Владислав Фелицианович написал поэтессе Марии Шкапской: «В 3 № Беседы я хочу напечатать много восьмистиший: каждое – принадлежит отдельному автору. Эдак штук двадцать – двадцати поэтов. Идет одно из Ваших, имеющихся у нас стихов. Идут 8 строк Белого, 8 – моих, 8 – Парнок и т. д. Не соберете ли мне еще восьмистиший в Питере? Не попросите ли у Коли Чуковского, у Тихонова, у Павлович, у Полонской, у Рождественского – и вообще у кого найдете хорошие 8 строчек. Очень прошу». Однако этот замысел не был осуществлен (вероятно, не удалось набрать нужного количества восьмистиший). Но отношение к автору «Козленка» у Ходасевича оставалось неизменным. Бывший редактор «Беседы» 14 апреля 1926 года писал поэту и переводчику Михаилу Фроману: «А почему Коля Ч. не шлет мне стихов? Я по-прежнему отношусь к нему».
Чуковский не посылал Ходасевичу свои стихи потому, что стал относиться к ним иначе, чем тогда, когда Владислав Фелицианович находился в России, гораздо строже.
«Ушкуйники»
Изменению самооценки способствовал Осип Мандельштам. С ним Николай Корнеевич встречался неоднократно, но особенно важной оказалась одна встреча, связанная с выходом альманаха «Ушкуйники».
Напечатать книгу Чуковскому помогло знакомство с Татьяной Беккер (они вместе учились в Тенишевском училище). Татьяна была пламенной сторонницей Живой церкви и даже стала невестой ее главы – отца Александра Введенского. Беккер, вспоминал Николай Корнеевич, «открыла мне дорогу в 9-ю государственную типографию, находившуюся на Моховой неподалеку от улицы Белинского, – маленькое полукустарное предприятие, занимавшееся, главным образом, печатаньем афиш, бланков и этикеток. В ней работал метранпаж Васильев – плотный сорокалетний мужчина с примасленными светлыми волосами, пламенный сторонник Живой церкви и поклонник о. Александра. Рекомендация невесты митрополита подействовала безотказно. Типографии согласилась в кредит снабдить меня бумагой и в кредит отпечатать книгу стихов с тем, что я расплачусь, когда продам тираж – 1000 экземпляров».