Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

Слава намеревался опубликовать статью на эту тему, но я тогда отговорил его. Признаюсь, мои доводы были типично чиновническими. Публикация-де привлечет внимание к тому, что советское посольство в Лондоне держит где-то в укромной гостиной посла полотно музейной ценности... Руководство МИДа засуетится, вокруг бесценного полотна разгорятся страсти, споры с Министерством культуры, в результате чего посольство скорее всего лишится его...

Этот поступок время от времени тревожил мою совесть, но я успокаивал себя тем, что в строго охраняемой резиденции посла музейная Венера будет в сохранности. Завхозу я несколько раз строго внушал, что, если, чего доброго, в доме возникнет пожар, ему следует прежде всего вынести из здания Венеру, поскольку все остальное ее не стоит. Милый Николай Михайлович недоверчиво улыбался, но не спорил.

Должен сказать, что завхоз Николай Михайлович Макурин и подчинявшиеся ему двое квалифицированных рабочих с пониманием относились ко всем нашим затеям по облагораживанию помещений посольства, хотя им явно недоставало знаний и опыта. После обстоятельных объяснений они поняли, что при покраске дверей в изысканном доме лорда Харрингтона нужно оберегать от краски ручки, тем более что они сами по себе были антикварными: резной хрусталь в посеребренной оправе, а очищать их от краски следует не наждачной бумагой, а специальным растворителем.

За всем уследить было, конечно, невозможно. Возвратясь из очередного отпуска, я обнаружил к своему ужасу, что наши музейные золоченые по дереву стулья после перетяжки их присланной из Москвы бригадой мастеров были к тому же «освежены» по потертому золоту яркой бронзовой краской из полуведерной банки.

Но настоящий и совсем неожиданный удар получил я однажды от одного из наших самых старательных квалифицированных рабочих. Как-то утром, когда я поднялся по лестнице в свой кабинет, он принес снятую с крюка «Красную масленицу», ранее отреставрированную Славой Титовым, и с гордостью показал, как он по своей инициативе «подновил» тяжелую резную раму: по старому золоту с патиной прошелся бронзовой краской, видимо, все из той же злополучной банки. Рама, в которой картина более полувека назад побывала на Венецианской выставке, была безнадежно загублена. Я не мог ничего поделать, ругаться тоже не было смысла. Переживал многие месяцы и отворачивался от картины, проходя ежедневно под нею.

Урывками, между делами я бродил по парадным залам посольства и рассматривал предметы старины, многие, как я теперь знал, — родом из Эрмитажа. Великолепные вазы русских и голландских авторов середины XIX века. На нескольких — прекрасные репродукции морских пейзажей Айвазовского. Бронзовые казаки работы знаменитого Лансере. В трех залах — каминные часы работы французских мастеров XVHI века. Инкрустированная мебель, хотя и многое повидавшая, того же столетия... Зная музейную историю многих предметов, я поручил сфотографировать каждую картину, скульптуру, вазу, часы, описать и занести в отдельную книгу художественных ценностей.

До этого во всех наших посольствах в инвентарных книгах десятилетиями велись стандартные записи, например: «Стул резной с гобеленовой обивкой, 15 руб.» и тут же, под следующим номером «Картина Айвазовского, 60 на 80 см, 195 руб.» (цены, конечно, довоенные, и цитирую по памяти).

Считаю своим достижением то, что, составив книгу художественных ценностей, направил в МИД на хранение копию нашей описи более чем с сотней наименований, включая фотографии, а также письмо на имя заместителя министра Н. С. Рыжова с предложением ввести подобный порядок во всех посольствах.

Никита Семенович охотно поддержал это предложение и разослал по посольствам соответствующий строгий циркуляр. При встрече во время отпуска он поделился со мной собственными впечатлениями о прошлой работе послом в Риме, где он тоже стремился сохранить гораздо большее количество художественных ценностей, включая картины, которые посольству дарили русские живописцы, работавшие в Италии.

Не могу обойти молчанием еще один хозяйственный опыт, который выпал на мою долю в Лондоне. Он требует отдельного рассказа.

У нашего посольства, как я уже говорил, была вблизи Гастингса, на расстоянии 50 миль от Лондона, большая дача, приобретенная Советским правительством сразу после войны у лорда Гошена.

Имение лорда включало добрую сотню гектаров, но куплена была треть, причем — главная территория со старинным замком и двумя охотничьим домиками, двумя прудами, пастбищами, лесными угодьями. Да еще экзотическими деревьями, в том числе кедром, секвойей, мексиканской сосной, поскольку лорд много ездил по свету и любил из своих путешествий привозить растения, необычные для Англии.

Помню эту дачу по моей командировке в Англию в 50-х годах, когда молодежь, работавшая в посольстве, военных атташатах и торгпредстве, в которую я, разумеется, входил, летними воскресеньями отправлялась несколькими автобусами в бывшее имение лорда Гошена.