Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

Словом, никто, кроме нас, не требует за столом (иногда чересчур агрессивно) явных заверений в уважении к себе.

Правда, некоторые и без рюмки ведут себя агрессивно по отношению к другим. И хуже всего, что количество таких «борцов» (даже среди женщин и совсем молодых людей) все увеличивается. Как объяснить это? Можно ли это назвать временным и только российским явлением и не нарастает ли агрессивность в поведении людей вообще? Не могу утверждать, что нахожу определенный ответ на эти вопросы, и ограничусь лишь отдельными замечаниями и предположениями.

Первое мое предположение касается самого положения россиянина в обществе.

Как известно, из рабства основная масса русского народа стала выходить лишь к концу XIX века. Немногие успели стать самостоятельными, как на них накинули «коммунистическую узду»: крестьян, лишив паспортов, привязали к колхозам, рабочих — к станку, а интеллигенции постоянно грозили пальцем.

Разумеется, при таком состоянии общества человек не мог оставаться самоценной личностью. Откуда же взяться тут уважению к самому себе? А сам себя не будешь уважать — никто другой не зауважает. Разве тол fa-ко после пятой рюмки водки...

Вспоминаю рассказ всегда мною любимого Джека Лондона «Потерянное лицо» — о вожде индейцев Макамуке, жившем на юге Аляски (тогда она была еще русской). Он поверил выдумкам захваченного в плен россиянина Сибуенкова о лекарстве невиданной силы и отрубил ему голову, избавив от изощренных, мучительных истязаний, приготовленных для пленника. Обман раскрылся, когда отрубленная голова, вопреки выдумке о ее защищенности «лекарством», отлетела, и вождь в глазах соплеменников «потерял лицо и с ним — свое имя. С тех пор его называли не иначе как вождь «Потерянное лицо».

У китайцев, а также других народов Востока с древних времен сохранилась великая заповедь: «Не потеряй лицо!» В 80-х годах мне довелось в Сингапуре быть свидетелем удивительной истории о сыне, который пошел даже на преступление ради того, чтобы его отец «сохранил лицо», а забота сына об отце —также великая заповедь. Я знал хорошо их обоих.

История вкратце такова. Майкл Нг, сын известного в Сингапуре и во всем том регионе китайского бизнесмена дату Нг (дату — почетный титул) работал в качестве второго (от Сингапура) директора совместной советско-сингапурской пароходной компании, которая весьма успешно обслуживала многочисленные советские торговые суда и рыболовецкие плавбазы, следующие через Малаккский пролив либо останавливающиеся в Сингапуре на ремонт.

Не проходило дня, чтобы в Сингапуре не было таких судов, и, следовательно, компания работала без выходных, а два директора чередовались, чтобы всегда кто-то был на посту и подписывал заявки, накладные, чеки. Работа директоров строилась на полном доверии, вплоть до того, что советский директор оставлял, скажем, на воскресенье своему коллеге пустые бланки чеков со своей подписью, а Майкл, вписывая по необходимости адресат и сумму к оплате, ставил свою подпись (требовались обе подписи), и чек исполнялся.

В один прекрасный день обнаружилось, что на счетах компании недостает нескольких миллионов долларов. Пошли перезвоны с Москвой, прибыла комиссия, у меня, как посла, ежедневно проходили рабочие совещания с участием большого числа лиц.

Выясняется, что Майкл, зарекомендовавший себя годами работы как несомненно честный партнер, в течение последних месяцев пользовался уже подписанными, но незаполненными чеками для того, чтобы «перекидывать» раз за разом крупные суммы со счета компании на посторонние счета.

Возник вопрос, говорить ли с Майклом напрямую, чтобы уличить его, или сразу готовить судебное дело? Выбрали первый путь, и, к нашему удивлению, Майкл немедленно сам сознался в содеянном, все подробно объяснил, и сделал это с чувством явного облегчения.

Он рассказал, что его отец, обладатель капитала в несколько миллионов долларов, увлекся в свои восемьдесят с лишним лет игрой через компьютер на токийской валютной бирже и почти удвоил свой капитал, а затем стал крупно проигрывать, задолжал и мог вот-вот обанкротиться. Над ним даже нависла угроза ареста. Сын посчитал для себя делом чести спасти доброе имя отца, спасти «его лицо». Майкл быстро отправил отца на Тайвань, принял его долги на себя и в силу этих обстоятельств «влез в карман» своей любимой компании. Майкл говорил нам: «Я, как сын, не мог поступить иначе, я потерял бы тогда уважение к самому себе...»

В конечном счете Майкл какую-то сумму возместил, что-то «вдруг» обнаружилось в «заначках» самой пароходной компании, и она осталась «на плаву». Однако несколько голов полетело, досталось и послу — за то, что «не доглядел». Мы злились на Майкла и на нашего простодушного директора с его заранее подписанными чеками без указания адресата и суммы. И все же сын и отец Нг остались у меня в памяти как люди, которые «дорожат лицом».