Каким я был

Дойдя до конца узкой улочки, я повернул обратно. Последние покупатели торопливо рылись в подгнивших яблоках и луке, а торговцы мечтали поскорее закончить работу и отправиться по домам. Я шел медленно. На этот раз Финн заметил меня издалека, притормозил, чуть не уронил ящик, снова глянул на меня, потом украдкой на свою нанимательницу. Она тоже меня увидела: не надо быть особо наблюдательным, чтобы разглядеть одинокого ученика школы Святого Освальда в безобразной серо-голубой форме. Школьники не часто интересуются швабрами и овощами. Среди домохозяек я торчал, как прыщ на носу.

Я подошел к ним, стараясь держаться непринужденно. Не получилось.

Финн подобрал свою куртку. Коротышка расстегнула кожаную сумочку, висевшую у нее поперек пуза, и вытащила пару банкнот. Я отвернулся из скромности, а может, от смущения, представив на месте Финна себя. На самом деле я был бы не прочь взглянуть на такое необычное действие – обмен работы на деньги. В моем мире деньги могли появиться только в виде чека за обучение, упрятанного в скромный белый конверт.

Финн зашел за ларек и вынес два разбухших пакета – из одного выглядывали морковка и картошка, а из второго – маленький ананас, редкая птица в наших краях.

– Пошли! – скомандовал Финн, как будто я каждый четверг встречал его на рынке.

Я пристроился за ним, слева и чуть позади, послушный и преисполненный благодарности, как собака.

По дороге он купил буханку черного. Пока булочница заворачивала хлеб и отсчитывала сдачу, я отчаянно придумывал, какой бы подходящий случаю вклад внести мне. Хотелось сделать широкий жест. Я указал на самый вычурный торт на прилавке – странное бело-розовое сооружение, украшенное розочками и глазированными трубочками, – не заметив, пока не стало слишком поздно, что это крестильный торт с розовым сахарным ангелочком в центре. Я в ужасе следил, как помощница булочницы, а может, ее дочка устраивает грандиозное шоу из упаковки торта в коробку и обвязывания коробки веревочкой. Финн ошарашенно наблюдал, как я расплачиваюсь и забираю эту мерзость. Как я хотел, чтобы время обратилось вспять и спасло меня от позора!

Пошел град. Мы сгорбились, запахнули куртки, я свою форменную, а Финн брезентовую, на вид не слишком теплую. Перчаток ни у кого из нас не было. Выдыхая белые облачка пара, мы поднажали. Наши шаги глухо звучали на булыжной мостовой. Было холодно и темно, народ сидел по домам. Домики с обеих сторон узкой улицы надвигались на нас. Звучал неясный шум голосов, видны были узкие полоски света. Меня, как бабочку к огню, тянуло в уютные комнаты, за ставни и занавески, в комнаты, набитые статуэтками и уродливой мебелью, где краснолицые мужчины и женщины смотрят телик, где похрапывают дворняжки, притворяющиеся шотландскими овчарками. В этих домах топили углем, и дым из сотен труб кружил вокруг нас в морозном воздухе. Я крепко держал коробку с тортом за спиной, мечтая оставить ее на чьем-нибудь пороге, и старался шагать пошире, чтобы идти в ногу с Финном.

Он молчал, пока мы не миновали город. Наконец заговорил:

– А тебе не надо в школу?

– Вот уж от тебя не ожидал!

Он ускорил шаг, я едва за ним поспевал.

– Да я забил на учебу, все уже давно выучил.

Он обернулся, посмотрел на меня и ухмыльнулся, мои слова его позабавили.

Мы молча дошли до школьных ворот. Я медлил, не зная, как завести разговор о следующей встрече. Финн тоже молчал, наконец я сунул ему торт, пробормотал «до свидания» и пошел прочь неестественно широкими шагами, изображая суровость, – надо же произвести впечатление.

Когда я наконец набрался мужества и обернулся, его уже не было.

Глава 7

Моя унылая жизнь начала сворачивать с накатанной дорожки. В то время я не умел удивляться преходящей природе отчаяния, но сейчас, постарев, я вижу, как мало надо, чтобы круто изменить судьбу – к добру ли, к худу. Случайное событие или мысль. Другой человек. Мечта о другом.

В нашей тесной спальне с осыпающейся штукатуркой, где все стены были заклеены вырезанными из газет фотографиями кинозвезд и футболистов, я хранил свою новую жизнь в секрете – насколько это было возможно.

– Ты откуда?

Риз, как всегда, любопытничает.

– От верблюда.

С какой стати я должен ему докладывать? Гиббон сделал неприличный жест. Барретт подавил смешок. Я закрыл глаза и мысленно превратил всех троих в маленьких мышек.

Бумажный пакетик, брошенный Гиббоном, долетел до моей кровати и лопнул. Запахло тухлятиной, я увидел длинный гибкий хвост. Под радостные завывания этих идиотов я осторожненько подхватил пакет и выбросил в коридор, целясь в дверь напротив. Проснувшись под утро, я выдрал из тетрадки Гиббона заданный на прошлой неделе перевод, бесшумно спустился по пяти лестничным пролетам в туалет, использовал странички по назначению и спустил воду. С пяти до шести я спал как младенец.