Какое дерево росло в райском саду?

В конце XVII века в искусстве естественнонаучной иллюстрации произошел переворот, и совершила его художница и исследовательница Мария Сибилла Мериан, родившаяся в 1647 году в Германии, в респектабельном набожном семействе швейцарских художников и издателей[132]. Главным ее увлечением всегда были насекомые, однако обычно в рамки картины попадала и их растительная пища. Мария Сибилла интересовалась их метаморфозами – из яйца в гусеницу, грызущую листья, а затем в бабочку, пьющую нектар. Несмотря на строгое религиозное воспитание, в жизни художницы были свои драматические метаморфозы. В 1685 году она порвала с семьей, ушла от мужа и вступила в радикальную христианскую секту лабадистов. Через пять лет она порвала и с ними, и Ким Тодд, автор прочувствованной биографии художницы “Chrysalis” («Куколка бабочки»), предполагает, что она интуитивно почувствовала параллель между собственным отшельничеством и разобщенной жизнью насекомых, какой ее изображало большинство тогдашних иллюстраторов. Насекомых вырывали из контекста жизни, лишали возможности развиваться и строить экологические взаимоотношения.

В девяностых годах XVII века Мериан приняла решение отправиться с дочерью в голландскую колонию Суринам, чтобы своими глазами увидеть и зарисовать с натуры, как живут и трансформируются существа, чьи недвижные останки все чаще появлялись в коллекциях возвращавшихся оттуда исследователей. Художница обнаружила, что аборигены-индейцы и африканские рабы помогают ей охотнее европейцев-плантаторов. Они сопровождали ее, когда она отправлялась разведывать джунгли, объясняли, как традиционно используются те или иные растения, приносили ей личинок и куколки. Мария Сибилла сначала делала наброски с натуры, а затем подробно прорабатывала рисунки на тонком пергаменте. Но и тогда она была словно плоть от плоти амазонских джунглей. Ее растения и насекомые рассказывают о взаимозависимости, о ценностях, заключенных в их цикле существования. Однако два года спустя художница поняла, что больше не может переносить тропическую жару, и вернулась в Амстердам, где в 1705 году вышли в свет ее «Метаморфозы насекомых Суринама». Самая выдающаяся иллюстрация цикла, вызывающе-откровенная и балансирующая на грани сюрреализма, – «Пауки и муравьи на ветке гуавы» (см. рис. 27 на цветной вклейке). Это экологический портрет, позаимствованный у Иеронима Босха. Гигантский тарантул-птицеед восседает на мертвой колибри. Одну лапу он запустил в гнездо, полное яиц (судя по тому, что лапа неуклюже повернута и нарисована не в масштабе, Мария Сибилла рисовала эту деталь не с натуры). Плод гуавы уже созрел, однако листья изъедены тлей, останки которой тащат по побегам муравьи. Рядом паук другого вида ловит муравьев в паутину, а на переднем плане муравьи атакуют какое-то полосатое насекомое. Жизнь идет – и идет по кругу. Сценка явно гротескная и во многих смыслах искаженная, однако на ней воссоздана атмосфера динамичной и чуждой европейцу жизни в тропиках.

Случай Марии Мериан уникален еще и в том отношении, что она была фрилансером, работала на себя. Однако ее опыт работы художника в экзотических регионах разделяло множество графиков и живописцев, которых нанимали правительства и ботанические сады, в том числе и Сидней Паркинсон, который работал по заказу Джозефа Бэнкса в Австралии, Фердинанд Бауэр – в Средиземноморье, Фрэнсис Массон – в Южной Африке. Радикально новые формы и образ жизни неизвестных растений стали испытанием для их художественной манеры и заставили изменить ее.

19. Сокровища пустыни. Райские птицы и морские звезды Фрэнсиса Массона

Фрэнсис Массон был первым официальным путешественником-коллекционером растений в Британии, и его стиль преобразился под влиянием диковинных растений южноафриканских пустынь[133]. Массон родился в 1741 году в Абердине и изучил ремесло садовника, а затем, как и многие другие его современники-шотландцы, решил попытать счастья далеко на юге. Он получил место младшего садовника в Кью Гарденс, где его страсть к ботанике вскоре привлекла внимание начальства, а в особенности директора Джозефа Бэнкса – Свенгали ботаники XVIII века. Когда-то он посетил Мыс Доброй Надежды, и с тех пор не знал покоя и мечтал отправить в Южную Африку посланца за семенами и экземплярами растений для Кью Гарденс. Ремесленник, знавший свое место, идеально подходил на эту роль. Впоследствии Бэнкс описывал Массона как «молодого садовника, не получившего никакого образования, кроме жизненного опыта», так что не приходилось ждать с его стороны никакой угрозы планам или политике руководства. Возможно, ни директор, ни садовник и не подозревали, что у Массона настоящий дар рисовать цветы и что он – европеец, мужчина, однако отнюдь не раб системы, – будет горячо симпатизировать культурам и экосистемам, которые встретятся ему на пути.