Водяной орех – семейство Trapa
– это водные растения с клубневидными корнями, богатыми крахмалом и жирами, одна из основ азиатской кухни, известная по восточным блюдам и на Западе. Индус-художник, рисовавший Trapa в XVIII веке, пренебрегает корнем, который и есть в растении самое главное, зато увлекается плавучими листьями. Они ромбической формы, окаймлены темной штриховкой и расходятся от стебля, будто веер игральных карт. Лагерстремия, она же индийская сирень, в наши дни – популярный садовый кустарник, однако на рисунке из «Коромандельского берега» она предстает в совершенно новом свете – художник подчеркнул фактуру лепестков, похожих на клочки гофрированной бумаги, и расположил их изящным венчиком вокруг цветоножек, но при этом довольно неуклюже вывернул один лист, чтобы показать изнанку. Индийские художники повсеместно не спешили проявлять буквализм, на который так рассчитывали их наставники. Тени, которые должны добавлять глубины, иногда появляются не с той стороны, а фон зачастую так насыщен, что основной рисунок на нем теряется. Изображение цизальпинии душистой (Caesalpina sappan, источник ценного красного красителя), где мелкие желтые цветы расположены на фоне папоротниковидного листа, выглядит как набивная ткань кричащей расцветки, но едва ли подает цветы в выигрышном ракурсе (см. рис. 29 и 30 на цветной вклейке). Крупные листья особенно часто рисовали одним оттенком зеленого и наводили красивый лоск, так что лист выглядел аккуратно, будто яичная скорлупка, но к реализму это не имело никакого отношения. «Отвратительные листья, за которые главного художника стоило бы прирезать», – гласит безжалостная приписка Компании на обороте одного из оригинальных рисунков. Однако Мария Грэм, сестра профессора ботаники из Эдинбурга, в 1810 году наблюдала некоторых художников Роксбера за работой и решила, что «никогда еще не видела таких красивых и точных изображений цветов».Эти рисунки так запоминаются не только изобретательностью композиции, но и передачей света и тепла. Иногда отсутствие перспективы и светотени кажется странным глазу, привыкшему к северному климату и пейзажу, зато от рисунков веет ощущением, что растения изображали на ярком солнце. Для живописцев, не видевших ничего, кроме европейского сумрака, это было настоящим откровением. Когда Уильям Ходжес, пейзажист, сопровождавший Джеймса Кука в его втором тихоокеанском плавании, побывал в Индии, больше всего его поразил именно свет: «Ясное, синее, безоблачное небо, полированные белые здания, яркий песок на побережье и темно-зеленое море создают сочетание, совершенно новое для англичанина, только что прибывшего из Лондона и привыкшего к созерцанию клубящихся масс облаков в сырой атмосфере, и невозможно не отметить эту разницу и не обрадоваться ей»[136]
. Вероятно, это было не менее важным наследием колониальной ботанической графики, чем новые виды, которые стали известны людям севера и показали им, что существует биологическая энергия совсем иного рода. Нечто похожее произойдет в Европе полвека спустя, когда ослепительные краски средиземноморской флоры поспособствуют рождению современного искусства.21. Светотень. Оливы импрессионистов