Какое дерево росло в райском саду?

Погибшие растения понемногу создавали тонкий слой почвы, а температура все повышалась, и примерно в 9000 годах до н. э. появились первые деревья – береза и сосна, а следом за ними и главный вид Буррена – вездесущая лещина. К 6000 годам до н. э. почти все низины были покрыты пестрым покрывалом лиственного леса, но Буррен с его тонким слоем почвы стал исключением: большие деревья здесь были не слишком велики и не очень многочисленны и быстро отступили, когда около 4000 лет до н. э. здесь появились первые земледельцы (они приплыли сюда на лодках, поскольку за тысячу лет до этого прибывшие морские воды захлестнули перешейки, позволявшие попасть в Британию и Ирландию по суше). Эти скотоводы ввели пастбищную систему, которая была прямо противоположна традиционному перегону скота с зимних пастбищ на летние, как делали на их родине, в Европе. Летом они приводили скот вниз на травяные луга, а зимой – обратно на каменистые плоскогорья, где животные дожевывали остатки летней растительности и помогали расчищать землю для цветочного ковра на следующий год.

Лещина лучше всего растет и плодоносит на открытом, хорошо освещенном пространстве, однако прекрасно чувствует себя и в подлеске в густом лесу, так что и в Буррене она сохранилась в тени дубов и вязов. А потом у нее начался неожиданный расцвет. Около 3800 года до н. э. по всей Британии внезапно и загадочно вымерли вязы. Раньше так называемую «убыль вязов» объясняли тем, что земледельцы неолита пускали листья вязов на корм скоту (в некоторых частях Европы так поступают и по сей день). Из-за этого сокращалось количество пыльцы, падающей на землю. Зерна пыльцы – хороший идентификационный признак вида, который ее вырабатывает, и они долго сохраняются в бедной кислородом консервирующей среде – в торфе и иле. А поскольку слои этих почв можно датировать благодаря особым геологическим чертам, остатки пыльцы обеспечивают прекрасные данные для идентификации и датировки растительности в том или ином регионе в тот или иной исторический период. Пробы пыльцы, взятые в озере Дисс Мир буквально в двух милях от моего дома в Норфолке, показывают, что непосредственно перед «убылью» пыльца вяза составляла семь процентов всей пыльцы, а лещины – около 15 процентов. В слоях, датируемых несколькими десятилетиями позднее, лещина составляет уже почти 50 процентов пыльцы, а количество пыльцы вяза исчезающе мало. Пройдет еще несколько сотен лет, и вязовая пыльца понемногу вернется. Однако масштабы и скорость «убыли» заставляют сильно усомниться, что в ней виновата горстка земледельцев неолита. Более убедительное объяснение предлагает Оливер Рэкхем: все дело во внезапной вспышке какой-то болезни, поражавшей только вязы[51]. Так или иначе, аналогичная картина наблюдалась в Ирландии, только в Буррен большие деревья уже не вернулись. Поселенцам было нетрудно сдерживать их рост на скудных почвах, а не такая назойливая лещина по-прежнему играла свою роль основной древесной породы региона. И она продемонстрировала первым земледельцам – пожалуй, нагляднее других видов, – что такое естественная регенерация в понимании растений. Да, у деревьев массивные «туши», как у зверей, но они гораздо легче переносят раны и, похоже, сопротивляются самой смерти. Листья опадают каждую осень и возвращаются весной. На месте утраченных ветвей отрастают новые. Даже дерево, поваленное ветром, иногда отращивает новый ствол – параллельно вставшей стоймя корневой системе. Направление роста вверх и разветвленная структура дерева сохраняется независимо от ориентации. Даже когда целые деревья падают под упорными ударами каменных топоров, из узлов роста по периметру израненного пня вырастает кольцо свежих побегов. А когда они отрастут настолько, что их можно будет срезать, дерево просто даст новые. Этот процесс и получил название «вечная весна».

Способность деревьев отрастать заново, даже если их повредить, – одна из главных черт деревьев и вообще растений, которая отличает их от большинства животных, – вероятно, возникла как компенсация за неподвижность. Они ведь не могут убежать. Их часто едят, они ломаются от непогоды, а поэтому для них очень подходит модульный дизайн без незаменимых органов. Многие растения могут потерять до 90 процентов тканей и все равно отрасти снова из кусочка корня или побега. Эти способности развились у них еще со времен долгого сосуществования деревьев с огромными растительноядными животными. Предки деревьев с твердой древесиной, знакомых нам сегодня, эволюционировали в условиях, когда им постоянно грозили пасущиеся мамонты, бизоны, гиппопотамы: сокрушить древесную ткань этим гигантам проще простого. Если бы деревья не выработали механизмы регенерации, они бы исчезли с лица Земли.