Какое дерево росло в райском саду?

На заре эпохи Просвещения к этой неправдоподобной легенде стали относиться скептически. В музеях Европы нашлись кое-какие иссушенные мощи, якобы принадлежавшие чудесным растениям-агнцам, однако те, кто подарил их музеям, похоже, не видели живого зверя своими глазами. Всегда одно и то же – истории, рассказанные коллегами, которые прочитали их в мемуарах какого-то кабинетного ученого. Крепли подозрения, что речь идет о каком-то обычном растении или артефакте, который просто раньше никто не описывал, а теперь рассказы о нем безнадежно искажены и щедро сдобрены какими-то слухами из третьих рук и отрывками из экзотических татарских сказок. Первым ученым, который усомнился в этой легенде, был доктор Энгельбрехт Кемпфер, хирург из Голландской Ост-Индской компании, и произошло это в конце XVII века. Его исследования «травоядных зоофитов» оказались бесплодными, зато он обнаружил породу овец на побережье Каспийского моря, обладавшую удивительно мягкой шкурой и тонкой шерстью. Местные скотоводы часто резали беременных овец, чтобы добыть еще более нежные шкурки нерожденных ягнят. Их кожа была тоньше самого лучшего пергамента. При высыхании она сжималась и «принимала форму, которая могла бы натолкнуть несведущих и легковерных на мысль, будто перед ними меховая тыковка». Кемпфер полагал, что именно эти высушенные шкурки, попавшие в европейские коллекции, и выдают за образчики меха зоофита.

Однако еще более правдоподобное объяснение появилось после того, как в 1698 году великий коллекционер сэр Ганс Слоан представил очередной ссохшийся экспонат собранию членов Королевского научного общества[60]. В последующие два столетия этот артефакт считался источником всего корпуса мифов о растении-агнце. Это был фрагмент корневища китайского древовидного папоротника длиной около тридцати сантиметров и толщиной в запястье, на котором было грубо вырезано ножом подобие овечьей головы, а из четырех отростков сделано что-то вроде ножек. Корневище было покрыто желтоватым пушком, местами достигавшим полусантиметра. Легендарное растение, сделанное из настоящего. На протяжении XVIII века в Азии то и дело находили очередные образчики резных корневищ, и все они принадлежали древовидным папоротникам рода Dicksonia. Их продавали как игрушки и сувениры, а легковерным туристам, несомненно, выдавали за диковинных зверей загадочного Востока.

Еще на сто лет споры улеглись ко всеобщему удовольствию – что не может не удивлять, ведь все поверили, будто источником изысканных, широко распространенных легенд на протяжении более тысячи лет служили грубые поделки. Однако в восьмидесятые годы XIX века Генри Ли, член Линнеевского общества и борец с расхожими мифами, автор “Sea Monsters Unmasked” («Разоблачение морских чудовищ») и “The Octopus, or the Devil-fish of Fiction and Fact” («Осьминог, или Дьявольская рыба: вымысел и факты») решил, что нашел подлинное объяснение, которое к тому же прекрасно согласовывалось с тогдашними имперскими амбициями Британии. Фигурки из корневищ папоротника он подверг осмеянию. «Должен выразить весьма определенное мнение, что и они, и «агнцы» (?), сделанные из них, имеют к происхождению легенды о “Barometz” [sic] не больше отношения, чем фальшивые русалки, которых так ловко мастерят японцы, к происхождению мифа о людях и божествах с рыбьими хвостами»[61]. Генри Ли писал свои книги за прочными стенами лондонского «Клуба дикарей», излюбленного пристанища путешественников и чудаков-интеллектуалов, и предложил радикально новое толкование, которое по-прежнему основывалось на предположении о неверно понятой сущности, однако было правдоподобнее прежней версии. Ли рассмотрел все доступные данные и сделал вывод, что теперь мы можем уверенно опознать подлинные «формы и черты» растения-агнца «в различных обличьях, которое оно было вынуждено принимать в рассказах охочих до чудес средневековых сплетников» и понять, что это «растение, которое играет для человечества куда более важную роль, чем пустячные игрушки, которые китайцы делают из корней папоротника». Ученый победоносно объявил, что первоначальный «борамец» – не что иное, как коробочка хлопка на стебле. Это был вполне приемлемый и патриотичный вердикт человека, который в заключительной главе с жаром настаивает, что Британия должна удержать Индию, упоминая при этом, какие огромные прибыли сулят ее хлопковые плантации (см. рис. 15 на цветной вклейке).