Какое надувательство!

— Ради всего святого, Майкл. Вы что — хотите усугубить мое положение? — И продолжил шепотом: — Зачем, по-вашему, я вас сюда вызвал, если не для того, чтобы именно это и обсудить?

Я сел на скамью с ним рядом и стал дожидаться объяснений. Через некоторое время я понял, что он обиженно дуется.

— Простите меня, — подтолкнул его я.

— Помимо всего прочего, — сказал Финдлей, — вы подвергаете сомнению мою профессиональную компетентность, если считаете мети неспособным выполнить настолько рядовое маленькое задание и не попасться. Я проскользнул в этот дом, Майкл, и выскользнул из него с грацией дикой котики. Сам великий Рэффлз[97] снял бы шляпу и ахнул от зависти.

— Так что пошло не так?

— Простая потеря контроля, Майкл. Нехватка силы воли, и ничего кроме. Вчера весь день я провел за изучением позаимствованных документов — повторяю, прихваченных взаймы, ибо я свято чту чужую собственность, — и к вечеру был в достаточной мере удовлетворен: бумаги предоставляли мне все необходимое, чтобы выковать недостающие звенья в цепи этого крайне трудного расследования.

Вообразите мое возбуждение, Майкл. Вообразите, какой приток адреналина ощутил я в своей кровеносной системе, какой поток гордости и восторга пронесся по моим древним венам. Неожиданно я ощутил себя молодым тридцатилетним человеком.

— И что?

— Естественно, я отправился на поиски такого человека. Все пабы уже были закрыты, но в нескольких кварталах от моей квартиры имеется общественное удобство, благодаря нехарактерно просвещенному решению деятелей нашего муниципального совета предоставляющее всем страждущим возможность облегчения во всех его видах и во все часы дня и ночи. Я всеми силами старался держаться подальше от этого места несколько недель — с тех самых пор, как меня силком поставили перед судьей и сообщили, что еще одна подобная промашка и я окажусь за решеткой: всего на пару месяцев, сказал судья, но кто знает, как подействует даже краткое заточение на конституцию такого хрупкого и слабосердого реликта, как я. Тем не менее прошлой ночью величие закона казалось не столь ужасающим, и я поймал себя на том, что не в силах сопротивляться влечению к этой клоаке восхитительного беззакония. Я пробыл там лишь несколько секунд, когда из одной кабинки вынырнул мужчина (мужчина! что я говорю! — видение, Майкл, ожившая фантазия перфекциониста: воплощенный Адонис в лётной куртке и небесно-голубых джинсах)… — Финдлей покачал головой: казалось, в мыслях его сошлись в единоборстве восторг и сожаление. — Что там говорить: он ускорил для меня развязку. И наоборот.

— Наоборот?

— Именно. Я поспешно развязал ему галстук, шнурки, расстегнул рубашку и принялся за брюки. Не стану расстраивать ваших чувств самца-производителя, Майкл, подробным — пошаговым, я бы выразился — отчетом о воспоследовавших обоюдных любезностях. Попрошу лишь вообразить мой шок, мое негодование, ощущение того, что меня предали, когда он внезапно представился старшим офицером — никак не меньше — уголовной полиции метрополии, защелкнул на мне наручники и свистнул своему сообщнику, поджидавшему за дверью. Все произошло слишком внезапно. — Финдлей склонил голову; мы оба молчали. Я старательно подбирал слова утешения, но они не приходили; и когда Финдлей наконец заговорил, в голосе его зазвучала новая горечь. — Понимаете, я не переношу лицемерия этих людей. Той лжи, которую они твердят самим себе и окружающему миру. Этот маленький говнюк получал такое же удовольствие, как и я.

— Откуда вы знаете?

— Я вас умоляю, Майкл, — негодующе глянул на меня Финдлей. — Либо это, либо последние десять минут нашей встречи я держал в зубах его полицейскую дубинку. Не отказывайте мне в способности верно оценивать ситуацию.

Пристыженный, я умолк на секунду-другую, а затем спросил:

— И что произошло потом?

— Меня сопроводили сюда и теперь, похоже, продержат здесь еще день или два. Потому мне и хотелось увидеться с вами как можно скорее.

В коридоре послышались шаги. Финдлей переждал, пока они удалятся, и заговорщицки склонился ко мне.

— Я совершил несколько поразительных открытий, — тихо произнес он. — Вы будете довольны, когда узнаете — хотя, вероятно, вас это и не удивит, если вам вообще известна частота моих успехов в подобных делах, — что моя догадка оказалась верна.

— Догадка о чем именно?

— Сосредоточьтесь, Майкл, на нашей беседе во время последней встречи. Насколько мне помнится, в какой-то момент вы высказали утверждение в том смысле, что оказались во всей этой истории «случайно», а я осмелился предположить, что здесь все немного сложнее. И оказался прав. — Он сделал внушительную паузу. — Вы были избраны.

— Избран? Кем?