«Какое великое утешение — вера наша!..»

№ 10 А. И. Брайкиной 15 января 1931 г. [85] Станок Мельничная Дуруханский край [86]

Милость Божия буди с Вами, родная моя Александра Ивановна!

Спасибо Вам великое за Ваше письмо, за сочувствие горю моему Особенно же благодарю Вас за то, что и Вы подвиглись из Коврова на погребение мамы моей!.. Господь да воздаст Ваий за любовь Вашу. Я не умею благодарить, но Господь видит, насколько я признателен и благодарен Вам.

Эти веточки ели, что прислали Вы, вероятно, с гроба мамы, хотя Вы и не написали об этом? Сохраню их как дорогое воспоминание.

Вы верно угадали: теперь, как никогда прежде, я особенно часто переношусь воспоминаниями в детство. Ведь со смертию мамы окончилась для меня целая эпоха. Себя я как–то сразу почувствовал старше, а детские воспоминания стали дороже. Теперь уже не осталось больше свидетеля моего детства, и уже некому вспоминать разные мелкие подробности его, как вспоминала, бывало, мама. Вот сейчас передний утолок моей комнатки, вернее, ее передняя стена, уставлена бумажными иконками. Там и Ваши подарки. Целый иконостас… Также было у меня и в У[сть] — Выми, и в У[сть] — Сысольске, и Керчемье, и почему–то там я никогда не вспоминал в связи с этим, что когда–то давно–давно, еще когда учился в духов [ном] училище в Шуе и в первых классах семинарии, я устраивал иконостасы из картинок, сначала вырезанных из календаря, а потом выписанных из Одессы. А вот теперь это вспомнилось, вспомнилось, как в такой же, как у меня сейчас, маленькой комнатке жили мы в Шуе с мамой…

* * *

Простите, что на этот раз кончу. Ваше письмо я получил вчера утром пред тем, как начать литургию. А накануне вечером получил два письма о. Иосифа[87], писанные около 20 дня, раннейшие его письма еще не дошли до меня, но под самое Рождество я получил письмо нашей владимирской матушки игумении[88] с описанием кончины и погребения.

Сегодня совершил сороковую литургию, поминая маму. Богослужение и приготовление к нему много занимают времени. Вдобавок я теперь совсем один в доме: хозяйка моя ушла на промысел, «белковать», как здесь говорят. А почта должна бы прийти сегодня. Поэтому спешу написать Вам хоть немного. Надо еще одно письмецо маленькое написать добрым юрьевцам, — может быть, поспею. А сейчас уже пора вечерню начинать.

Прошу простить меня. Постараюсь скоро еще написать.

Сообщите мне имя Вашей мамы. Раба Божия Иоанна я поминаю. Буду и маму Вашу поминать. Сообщите также, живы ли родители Евдокии Семеновны и имя ее матери. И их буду поминать. Вас не прошу о молитве за маму, ибо знаю, что молитесь о ней.

Потрудитесь передать мой сердечный привет и благословение Дуне Вашей, Надежде Александровне и ее маме, мат[ушке] Маргарите и всем, кто помнит меня в Коврове.

Всех, кто молится о маме моей, прошу сообщить имена их родителей. Я буду поминать их до конца жизни моей.

Если бы Вы сами написали м[итрополиту] К[ириллу], я думаю, он был бы доволен и ответил Вам. Его адрес: Туруханск, стан[ок] Селиваниха. М. К. Смирнову.

Призываю на Вас Божие благословение. Господь Да хранит Вас. Дал бы Бог нам увидаться. Гйубоко благодарный

богомолец Ваш епископ Афанасий.

День преп[одобного] Серафима Саровского

№ 11 А. И. Брайкиной 2 февраля 1931 г. Станок Мельничная, Туруханский край [89]

20–I/2-II 31

Милость Божия буди с Вами, родная моя Александра Ивановна!

С предшествующей почтой я послал Вам письмо, раньше было послано еще два письма. Сейчас пишу коротенько, за что прошу простить меня. Я, кажется, писал Вам, что все остающееся от богослужения время как–то почти без остатка уходит на досадные хозяйственные хлопоты, в особенности, когда моя хозяйка в отсутствии. 16/29 — янв[аря] получил от Вас перевод на 5 руб[лей]. Спаси Вас Господи. Я не знаю, как и благодарить Вас за Вашу лепту. Я знаю ведь Ваше положение. Очень знаменательно. Почта пришла к нам ночью, и я в первом часу с 15 на 16 января получил Ваш гостинец. А утром 16–го на литургии как раз читалось Евангелие о лепте вдовицы (Мк. 12:38–44). Спаси Вас Господи. Спаси Вас Господи. Но вместе я готов и ссориться с Вами. Зачем Вы себя лишаете, ведь я знаю, что Вы подлинно «от лишения своего вся, елика имате»[90] отдаете. Не для красного словца, а совершенно искренно скажу Вам, что я очень, очень был бы доволен и рад, если бы Вы написали мне примерно так: «Скопила для Вас столько–то, но потом купила себе на них молочка или чего другого и съела за Ваше здоровье». Мне прямо совестно. Меня все балуют, и я в то время, когда мои друзья и благодетели терпят всякие лишения, я в это время если уж не избыточествую, то во всяком случае во много раз лучше живу, чем сами мои благодетели.