Какого года любовь

Элберт, стеная и делая перерывы на кофе, вел машину вверх по шоссе М1. К тому времени, как они припарковались за маленьким арендованным коттеджем, холмы, окружавшие Тодморден, сделались красновато-коричневыми. В гаснущем свете дня городок, выстроенный из серо-желтого камня, выглядел неопрятно.

– Что ж, пошли, – вздохнул Элберт, через голову стягивая с Вай джемпер, тогда как она ворчала, что остаток дня придется убить на споры о землеустройстве.

Но вот они вошли в паб, и он поразился тому, как, словно щелкнув переключателем, из вялой, измученной похмельем тушки она обратилась в Вайолет Льюис, “вашего следующего представителя в парламенте”.

Четыре пожилых, глубоко озабоченных джентльмена сидели за угловым столиком паба “Голова королевы”. Строительная компания вознамерилась выстроить на окраине города, где сейчас раскинулись поля, несколько домов, поселиться в которых, скорее всего, захотят в первую очередь жители пригородов. Горожан беспокоило, не пострадает ли экология. Вай больше волновала доступность цен на недвижимость, но она пообещала, что поможет организовать публичную встречу, на которой можно высказать все возражения, и она даже выступит сама.

– Думаю, ты получишь их голоса, – сказал Элберт. Они направлялись обратно к коттеджу – восхитительно миниатюрному строению, жить в котором, обоснуйся они в Тодмордене постоянно, было бы тесновато, но они оба в него влюбились, когда искали себе временное пристанище.

– Думаешь? Они как раз из тех тори, которых нам нужно встряхнуть, если мы намерены дело сдвинуть.

– Я думаю, да. Ты выглядишь как человек весьма компетентный. Способный довести дело до конца. А ведь именно этого хотят все “нимби”, те, кто против любого строительства, что затеяно поблизости от их дома.

– Компетентный! Только представь, что бы они сказали, если б увидели меня сегодня с утра, – засмеялась она.

Элберт поцеловал Вай, расстегнул молнию на ее элегантном темно-синем жакете и помог обрядиться в удобный просторный джемпер.

– Да, дохлятина ты моя. Выпьешь чайку или сразу в путь? Мы опаздываем. Ох, и здоровы эти дядьки распространяться о засилье бюрократии в госуправлении.

Когда выехали на шоссе, начался дождь. Вай некоторое время молчала, просто, закрыв глаза, слушала, как бьются о ветровое стекло капли.

– Вот есть хоть какой‐то шанс, что Колдер-Вэлли примет меня? – Голос ее звучал совсем тихо в шуме дождя.

– Конечно, любовь моя, – сказал Элберт. – Ну, большей частью. Понятно, что предстоит борьба с сэром Дональдом и вечным правлением консерваторов. И, да, некоторые из падких на популизм избирателей в жизни не проникнутся теплотой к тому, кто родился где‐то еще, а не в Западном Йоркшире.

– Ты не можешь так говорить, Элберт! Даже в шутку! Не дай бог кто‐то услышит! Перенастройся немедленно!

– Да знаю я, знаю.

Она похлопала его по ноге. Конечно, знает, еще бы ему не знать – Элберт потратил уйму времени, поддерживая ее кандидатуру в парламент от округа Колдер-Вэлли, и охотно сопровождает ее в поездках. Он все еще занимается издательством и магазинчиком “Рост!букс”, но они уже обговорили со Стюартом возможность того, что в будущем Элберт откроет книжный филиал в Тодмордене или Хебден-Бридже. Хотя, если она пройдет в парламент, от работы в Херн-Хилл придется все‐таки отказаться.

Впрочем, все это пока в планах: предстоит напряженная битва за то, чтобы Вай избрали.

Процесс отбора был долгим, одиннадцать раундов собеседований, прежде чем она добралась до трибуны, на которой провела целый день, сначала на предвыборном митинге в Галифаксе, а затем в Хебден-Бридж. Вай нимало не удивилась, в итоге потерпев поражение от доблестной местной жительницы лет шестидесяти с лишком: та состояла в местном совете, была до мозга костей лейбористкой, но от обсуждения перемен не шарахалась. Вай тепло поздравила ее, сказав, что та победила по праву, потому что она лучшая, и села на поезд в Лондон, почти в равных долях ощущая усталость, разочарование и облегчение.

Но затем, меньше чем через месяц, у этой лучшей кандидатки в парламент, увы, диагностировали агрессивный рак молочной железы, и Вай мигом ее заместила.

“Парашютирована из Лондона”, – при всякой возможности язвили враги-консерваторы. “Харизматичная, целеустремленная, безусловно заслуживающая избрания, прямо‐таки глоток свежего воздуха”, – сообщал “Курьер”, поместивший почти что подобострастное интервью. Охмурить ведущего репортера этой газетки Вай никаких трудов не составило. Подмигнула за старым добрым журналистским застольем: “мы оба знаем, о чем мы, не так ли?” – и щедрой рукой наполнила его бокал.

– Знаешь, – продолжил Элберт, – сдается мне, ветры перемен в долине Колдер дуют так же упорно, как и повсюду. И даже если бы местные в самом деле видели в тебе апофигей столичного лейборизма – а я уверен, что это не так, не в последнюю очередь потому, что то, что ты говоришь, и близко на столичный лейборизм не похоже, – я все‐таки, честно, думаю, что многие предпочтут тебя чертовым тори в свете того, как паршиво в целом идут дела.