Какого цвета небо

Гусь с Лямкой глянули на меня, засмеялись. Незаметно для самого себя задумался, почему у Кеши с Нешей так быстро все это получилось. Даже внешний вид их изменился: Кешка как-то на глазах посолиднел, кое-какую растительность над верхней губой начал оставлять, в перспективе, наверно, надеясь на усики. В маленьких бегающих его глазах временами какая-то взрослая твердость проскальзывает. И одет он был сейчас совершенно так же, как Венка: одинаковые белые рубашки, джинсы, мокасины. При всем этом, опять-таки, Гусь оставался Гусем: на тонкой и длинной шее непрерывно вертелась маленькая головка с впечатляюще торчащим носом, выразительность которого подчеркивалась почти что отсутствием подбородка, а также по-женски отпущенными волосами. Спереди волосы покрывали весь лоб, по бокам – закрывали уши, сзади – упирались концами в воротник рубашки. Уложенная волосок к волоску прическа требовала от Кешки постоянного и пристального внимания: даже сейчас, держа на коленях Нешу, Кешка намертво зажимал в кулаке гребешок, как часовой – винтовку.

И Неша, то есть Аннушка Лямина, тоже выглядела по-новому. По шкале красоты в нашем классе она занимала первое место. Лямкой же, несмотря на это, звали ее из-за откровенной глупости, даже обезоруживающей и подкупающей, хотя отец ее – профессор физики в политехническом институте, мать – балерина в театре, – вроде бы не в кого ей такой дурочкой быть. Одевалась она всегда хорошо, на наших школьных вечерах имела официальное звание «Царевна-Лямка». Сейчас она была одета так же, как Татьяна, только каждая вещь на ней была дорогой и красивой. На левой руке – золотые часы-браслет, на правой – просто браслет, на шее – бусы, в ушах – громадные подвески. Но главное: Лямка обрезала свои косы и сделала прическу под мальчишку, сроду не причесывавшегося и не знавшего парикмахерской. Словно в кромешной темноте человек сам себе кромсал волосы ножницами, будто вдруг оказался в положении Робинзона Крузо. Тот, кажется, вовсе не стригся, ну если бы и подрезал себе волосы, то наверняка бы в воду гляделся, чтобы Лямкиной прически у него ненароком не оказалось. Кеша с Нешей будто перепутали, кто из них мужского пола, а кто женского, и прически сделали себе наоборот. Пока Лямка сидела спиной ко мне, я видел голову этакого недотепы. На макушке у нее волосы непокорно топорщились, образуя выразительный венчик-непременную деталь отрицательного персонажа из мультфильма. А когда Неша оборачивалась ко мне, я видел хоть и глуповатое, но хорошенькое лицо девушки, забывшей снять дурацкий парик.

Пока ехали, и Татьяна все молчала, сидела напряженно-прямо, я почему-то еще вспомнил наш школьный спор о простоте. Лена доказывала, что человек должен быть простым и естественным. Я тогда чувствовал легкую неловкость за нее, – так напористо, даже зло она говорила, хотя решительно никто на нее не нападал. Гусь тоже молчал, хитровато улыбаясь, а Венка обоснованно возражал Лене, одновременно кое в чем соглашаясь с ней. Основной довод его был правильным и сводился к тому, что хитрить и маскироваться не надо, но и простота простоте рознь. Татьяна глянула почему-то на меня, сказала:

– Ты, Аленушка, не нервничай, а то забудешь, что есть простота, которая хуже воровства. И вот сейчас, глядя на Кешу с Нешей, я подумал именно об этой простоте…

На районной математической олимпиаде мы с Гусем поделили первое и второе место, и в физике он нам с Леной не уступит, а по гуманитарным предметам учился он, что называется, ни шатко, ни валко. Однажды мама пыталась доказать ему необходимость для культурного человека всесторонних знаний. У него вырвалось:

– Я буду инженером, Валентина Ивановна.

И в этом сомневаться не приходится. Кешка наверняка в политехнический поступит. Но две детали до сих пор остаются для меня необъяснимыми. Первое: у Гуся умер отец. Был он главным инженером одного большого завода. Мама у Кешки никогда не работала. За отца выплачивается пенсия, но Екатерина Андреевна все-таки пошла работать в больницу, где главврачом – Павел Павлович. После этого Гусь моментально сблизился с Венкой, хотя до этого за все время обучения в школе особых симпатий к Дмитриеву не питал.

А второе… Ну, Аннушка действительно первая красавица нашей школы, даже дурацкий парик не может этого опровергнуть. Из троек, правда, она не вылезала, но аттестат получила. Правда, Татьяна тогда же сказала:

– Ну, Лямка, радуйся, что Валентина Ивановна заболела!

– Это уж точно! – подтвердила Лена, и это был чуть ли не единственный на моей памяти случай, когда Лена согласилась с Татьяной.

Почему после смерти отца Гусь воспылал такой страстной любовью к Аннушке? Лена это примечательное событие толкует весьма прозаически, намекая на то, что отец Лямки – профессор в политехническом. Вон и сейчас вразумляет Кешу с Нешей, аж голосок у нее позвякивает:

– Все обладают равными правами, но беда, что кое-кто при этом забывает об обязанностях!

– Простите, Аленушка, у вас повтор: об-об! – с крайней вежливостью позволил себе заметить Гусь.