Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

Солдаты, привлеченные шумом голосов, подходили ближе, окружали их. У всех были напряженные лица. По одежде они догадывались, что дерзкий всадник — красный, и мужество этого человека, в одиночку явившегося к ним, было им непонятно. А может, он вовсе и не один и, пока разглагольствует здесь, село окружает красная дивизия? От таких сорвиголов всего можно ждать.

— Давайте, хлопцы, почитаем Тараса Шевченко. Если вы служите в полку его имени, вам следует знать его вирши. — Иванов вытащил из кармана «Кобзаря» и стал громко читать:

Поховайте, та вставайте,
Кайданы порвите,
И вражою злою кровью
Волю окропите…

Закончив читать, он сунул книгу в карман куртки и с высоты коня оглядел петлюровцев; многие переминались с ноги на ногу, и безошибочно можно было сказать, что стихи дошли до сердца. Шевченко был близок, понятен крестьянам. Кто из них не пел: «Реве та стогне Днипр широкий»? Ежедневно они слышали, как их дети читали, заучивая, его певучие стихи. В те времена в украинских деревнях читали только две книги: «Псалтырь» да «Кобзаря». В каждой хате висел портрет Шевченко. С высоким умным лбом, с мужицкими усами и добрыми глазами, он был для них как отец.

А человек в кожаной комиссарской куртке продолжал бередить им душу:

— Бедняки, а своей волей полезли в панское ярмо! Где ваша земля, которую вам навечно отдал товарищ Ленин?.. Вы без боя вернули ее помещику Багмету. Это вам кричит Тарас во весь голос: «И вражою злою кровью волю окропите!»

Стало тихо, так тихо, что слышно, как с железной церковной крыши падают на землю дождинки росы. За ивовым плетнем показалось лукавое лицо крестьянина, он улыбнулся Иванову: так, мол, их, чертей, пусть знают!

Наказанный офицером солдат, вытирая рукавом жупана разбитый нос, бормотал солдату, стоящему рядом с ним:

— Пошел я к Петлюре, думал попить да поесть, а они танцевать заставили!

Он сказал это громко, так, что его все услышали. Кто-то из толпы с насмешкой заметил:

— Если не ела душа чеснока, то и вонять не будет.

— Шлепнуть бы его, смутьяна! — выкрикнул какой-то волосатый дядько, похожий на попа-расстригу, и повел дулом винтовки в сторону Иванова.

Механик продолжал говорить об измене Петлюры украинскому народу, о социалистической революции. Он снова вынул книгу, переложенную сухими цветами, и громко читал:

— «И навикы проклянетесь своими сынами…»

И говорил и читал он сердечно и все время ощущал в спине знакомый холодок опасности. Он слышал, как среди петлюровцев вначале шепотом, а потом все громче и громче заговорили:

— Брехень богато, а правда одна.

— Как ни товкли офицеры правду в калюжу, а она все-таки чистой осталась.

— Только красные отдадут беднякам землю.

К Иванову уже бежал, придерживая саблю, сотник, лицо его было нахмурено, брови насуплены.

— Ваши начальники заставляют вас воевать под чужими знаменами. Они служили австро-венгерской монархии, затем кайзеровской Германии, сейчас пресмыкаются перед панской Польшей.

— Ты что тут брешешь, чертово быдло? — крикнул сотник, расшвыривая толпу возбужденных солдат.

Конь механика с испугом посмотрел на разъяренного сотника и отшатнулся.

— «Кобзаря» Шевченко читаю. Разве нельзя? — с насмешкой спросил механик. И вдруг узнал в сотнике Степана Скуратова. От неожиданности он даже откинулся в седле. Так вот где судьба свела их как врагов!

— А ты кто такой будешь? — закричал Степан и растерянно умолк, тоже узнав механика. — Александр Иванович, ты?

— Я комиссар… Приехал с вашими солдатами потолковать по душам, рассказать им, что правда Шевченко — наша правда, а не польских да немецких панов, не кулаков да бандитов. А ты что же это, от гетмана по наследству Петлюре достался, да? Все новых хозяев ищешь, кто подороже заплатит?

Загривок Степана стал наливаться кровью. Опять этот механик встал ему поперек пути! Какой смысл пререкаться? Надо валить с одного удара, не давая опомниться. Степан выхватил из-за пазухи наган, но солдат с холодными, ничего хорошего не обещающими глазами выбил у него оружие и наступил на него сапогом.

— Подлюга, — выругался солдат, — продажная подлюга…

Сиреневые глаза Степана вспыхнули, но он смолчал. Толпа солдат была настроена явно против него. Со всех сторон на площадь сбегались петлюровцы, их винтовки зло щетинились штыками. Многие колебались, они еще помнили военно-полевые суды, и не один из них водил своих товарищей на расстрел.

Никита, проводник, поддержал Иванова:

— Хлопцы, я побывал в гостях у товарищей, ничего плохого про них не скажу. Никто даже пальцем меня не тронул. Видал я у них душ пять наших земляков. Так что предлагаю: айда служить до красных!

В толпе послышались крики:

— Пошлем Петлюру к черту и отберем у Багмета землю!

— Хлопнуть бы этого комиссара, нечего с ним цацкаться… Вяжи его, сукина сына!