Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

— Я сделал последнюю попытку заставить боевое счастье снова повернуться ко мне лицом. Самые преданные боевые офицеры и солдаты были сведены в конную группу генерала Павлова. Эта группа, в двенадцать тысяч сабель, должна была следовать вверх по Манычу и совместно с первым корпусом ударить во фланг и тыл Буденному. Но заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет… Павлов почему-то повел людей по левому, безлюдному берегу Маныча. Там ни привала сделать, ни обогреться. И это в лютые морозы и метели! Сегодня я получил донесение. Павлов потерял половину людей замерзшими, обмороженными и больными. Он атаковал Торговую и, конечно, безо всякого успеха. Казаки взбунтовались, выгнали Павлова и на его место выбрали донца, генерала Секретева… Под влиянием донских начальников генерал Сидорин предложил мне глупейший план: оставить Кубань, бросить тылы, пути сообщения, базу и двинуться на север. Вы понимаете что-нибудь? Это же чистейшая авантюра, отказ от планомерной, организованной борьбы и переход к партизанщине. Что это даст, кроме неотвратимой и скорой гибели? Разумеется, я совершенно категорически отклонил этот план. Я уже не сомневался: казаки горят желанием пробиться на Дон, распылиться по родным хуторам и предоставить добровольцев их собственной участи… Я мог бы опереться на естественные водные рубежи: сначала — на Дон, теперь — на Кубань. При создавшемся положении они уже не смогут задержать противника… Позади нас Кавказский хребет и враждебно настроенное Закавказье… Куда прикажете отступать? — генерал развел руками.

— В Крым! — решительно ответил Змиев.

— Да, да, вы правы. Крым — последний клочок русской земли. Но казаки вряд ли пойдут туда от своих куреней. Сейчас непогода наш самый верный союзник. Грязь на кубанских дорогах надежно сдерживает большевиков. Сегодня я отдам приказ Ставку перевести в Новороссийск, а войскам в случае оставления Кубани отходить за реку Белую.

…Деникина душили припадки бессильной ярости, сменяясь минутами и часами фатальной нерешительности. Он чувствовал, что потерял управление армией, отступающие полки которой перемешались с толпами беженцев, бредущих по дорогам куда глаза глядят.

В метельную ночь на второе марта правый фланг Донской армии, потерпев жестокое поражение под станицей Кореновской, в беспорядке по непролазной грязи отошел к Пластуновской, находившейся в тридцати верстах от Екатеринодара. Добровольческий корпус продолжал сдерживать атакующие красные части в районе Тимашевской, в девяноста верстах от переправы через разлившуюся Кубань, имея в своем тылу конницу Буденного, пополненную казаками, перешедшими на сторону большевиков.

Неустойчивость фронта и разгром на тихорецком направлении принудили генерала Кутепова благоразумно отвести свой корпус на один переход южнее. Взбешенный генерал Сидорин, отменив это распоряжение, приказал Добровольческому корпусу перейти в контрнаступление и восстановить положение у Тимашевской. Этот ничем не оправданный приказ угрожал добровольцам окружением и гибелью. Кутепов отказался его выполнить. Конфликт принял острые формы. Деникин, узнав о нем из кляузных донесений обоих генералов, телеграфным распоряжением изъял корпус Кутепова из оперативного подчинения Донской армии и подчинил его себе.

Спустя десять минут после того как телеграмма была подписана, Змиев принес главнокомандующему резолюцию Верховного круга Дона, Кубани и Терека, подчеркнув в ней красным карандашом фразы:

«Считать соглашение с генералом Деникиным в деле организации Южно-русской власти не состоявшимся… Изъять немедленно войска Дона, Кубани и Терека из подчинения генералу Деникину в оперативном отношении».

— Этого надо было ожидать. — Обрюзгший Деникин на листке блокнота написал лаконичный приказ:

«Всем войскам отойти за Кубань и Лабу. Все переправы сжечь!»

Пятый день у Деникина мучительно болел зуб на левой стороне нижней челюсти. Нестерпимая боль отдавала в ухо и глаз, щека вздулась. Он обмотал голову теплым шарфом.

В Армавире генерал ездил на квартиру к дантисту Эпельбауму, известному тем, что он собирал коллекцию зубов знаменитых людей города.

Увидев у себя Деникина, Эпельбаум перепугался, до смерти, но, собрав все мужество, высверлил полуразрушившуюся пломбу, тоненькой проволочкой прочистил каналы, смазал йодом кровоточащую десну; генералу следует полоскать рот теплым содовым раствором, а при острой боли принять таблетку пирамидона. Доктора подмывало пополнить свою коллекцию зубом главнокомандующего, но не хватило смелости.

Боль не унималась. На второй день Деникин решил вырвать зуб и опять поехал к Эпельбауму. На этот раз доктор вовремя сбежал из дому.

Сидя сейчас перед Змиевым, Деникин страдальчески скривился и потянулся к стакану с содовым раствором.