Каков человек, таков и ангел его. Рассказы

— Колбасу?

— Батон.

Ближе к обеду в дверь Егоровны позвонили. Старушка открыла дверь. За порогом стояла Степановна, смущённо улыбаясь.

— Ну, нашла деньги? — отходит в сторону Егоровна, пропуская соседку. — А у меня что-то ноги разболелись, наверное, к дождю. И две таблетки уже выпила, а не помогает. Да ты проходи, чего опять стоишь у порога. Купила колбаски-то?

— Нет, не купила, — смущается Нина, — понимаешь, Катя, я деньги не могу найти.

— Так ты говорила уже, — морщится Егоровна, потирая ногу, — ну пройди давай, вон на диван присядь. Не могу стоять, ноги ломит.

— Я про другие деньги, — идёт в комнату с диваном Степановна.

— Какие ещё другие? — идёт, прихрамывая за соседкой Егоровна. — У тебя что, несколько пенсий спрятано, что ли?

— Да нет, — присаживается Степановна на диван.

— А что тогда? — присаживается Егоровна напротив.

— Ты, Катя, только не смейся.

— Да не до смеха мне. Боль в ногах такая, что слезы из глаз. Какой там смех.

— Дело в том, что я про деньги, которые ты мне дала…

— Не поняла, — морщится Егоровна, потирая ногу.

— Деньги, которые ты мне заняла, найти не могу… Исчезли. Понимаешь? Все обыскала.

— Ты шутишь, наверное, — морщится Егоровна, — у тебя не квартира, а черная дыра какая-то.

— Не знаю, какая там дыра, а денег нет.

— Так тебе ещё, что ли, дать? — скривилось лицо Егоровны в улыбке. — Принести ещё рублей пятьсот? Извини, больше не могу предложить.

— Да нет, не надо. Я не за этим пришла.

— Что-то ещё случилось?

— У меня кто-то кашляет.

— Не поняла. Где у тебя? В тебе кашляет? Слева или справа? Это тебе не ко мне надо обращаться…

— Не во мне, а в шифоньере. Хватит придуриваться. Я серьёзно говорю.

— Нина, мне правда сейчас не до этого, ноги ломит, аж спасу нет. Ты в шифоньер-то заглядывала?

— Конечно.

— И что?

— Нет, не заглядывала. Боюсь я.

— Значит, я должна пойти и посмотреть, кто кашляет в твоем шифоньере?

— Ну да. Поэтому и пришла.

— Ох, Нина. Ну, пойдём, посмотрим, кто там кашляет. Заодно и деньги твои поищем. Сейчас я таблеточку выпью.

…Егоровна подошла к шифоньеру и распахнула дверцу.

— Ай, — отскочила она от шкафа.

— Ты чего? — прячется за ней Степановна. — Чего там?

— Мужик там, — начинает бледнеть соседка.

— Мужик? Какой ещё мужик? — бледнеет за соседкой Степановна.

— Да мне-то почём знать какой. Это тебя надо спросить, что за мужик у тебя в шифоньере.

— Да как же он там? Как он там уместился-то?

— Маленький мужик. Малюсенький.

— Малюсенький? И что он там делает?

— Вроде спит, — присаживается Егоровна в кресло.

— Зачем? Как он попал-то сюда? — присаживается Степановна в кресло рядом.

— Полицию вызывай, пока спит. А то проснется, не дай Бог.

— Как я её вызову, у меня телефона нет. Сбегать, что ли, к Егоровне?

— Да ты совсем рехнулась… А я тогда кто?

— Ой, Егоровна, извини. Это я с перепугу. А он правда там? Тебе не показалось?

— Так сходи и посмотри.

— Нет уж, и так чуть со страха не померла.

— Слушай, — нервно хихикнула Егоровна, — а может, это домовой?

— Ну чего разорались, старые клуши, спать не даете, — высунулась из шифоньера маленькая сморщенная мордочка старичка, с жиденькой бородкой. — Вот действительно мне не повезло в этот раз с хозяйкой.

У старушек открылись рты и вылезли глаза из орбит. Они пытались что-то сказать, но так и не смогли выразить свой испуг и удивление.

— Попадет мне теперь из-за вас. Мне ведь нельзя, чтобы меня люди видели… Так ведь вы так и будете здесь сидеть целый день… Бу-бу-бу… Бу-бу-бу… А мне выспаться надо… Трудная ночь сегодня предстоит.

— Ты к-к-к-то? — наконец, заикаясь, произнесла Егоровна.

— Кто-кто, дед Пыхто, вот кто… Не узнали, что ли? Столько раз меня на картинках в книжках видели.

— И правда домовой, — икнула Степановна.

— А домовые разве бывают? — сглотнула Егоровна. — Я думала…

— Думала она… Индюк тоже думал, да в суп попал… Классную я поговорку придумал, — улыбнулся старичок.

— Ага, — скривилось лицо Степановны в улыбке, — придумал он… Да этой поговорке уж тыща лет поди.

— Так я и придумал её тыщу лет назад, сейчас только вспомнил, — продолжает улыбаться старичок. — А что, есть сомнения?

— Да нет, — снова икнула Степановна. — И давно ты у меня?

— Так как хозяйка бывшая померла, так и определили меня сюда… зимой ещё.

— С зимы у меня живешь? — удивилась Степановна.

— Ну да… с зимы… Только всему есть предел, и моему терпению тоже.

— А что не так? — взглянула Степановна на Егоровну.

— Ну чего ты всё пенсию свою прячешь? Что за привычка дурная! Спрячет пенсию и ищет её целыми днями. Спать не даёт. Найдёт, спрячет и опять ищет. Тьфу, что за человек такой! От кого прячешь-то? Ты ведь одна в квартире… Только уснешь, и начинает она шарить по мне своими ручищами. Сама-то ночью отоспится, а я не сплю, и снова ищет. Как же ты меня достала! Я уже худеть начал на нервной почве. Вот уж и правда с новой хозяйкой не повезло…

— Так это ты, что ли, мою пенсию спрятал?

— Больно надо… прятать я буду. Нашёл. Вон, на столе лежит под старой газетой.

Степановна засеменила к столу.