— Ой, и правда пенсия моя… Целехонька, всё до копеечки. И тысяча, что я заняла. Вот спасибо тебе, что нашёл. А я уж к Егоровне занимать ходила, думала не найду. А ты вот сказал тут, что ночь у тебя трудная предстоит, — подходит Степановна к Егоровне и протягивает ей тысячную купюру. — Неужели случится что-то?
— Конечно, случится, — сделалась серьезной мордочка старика, — сейчас уйдёт Егоровна, я усну, а ты опять пенсию свою спрячешь, а мне, вместо того чтобы всю ночь луной любоваться, придётся всю ночь пенсию твою искать. Так ведь так спрячет, что не найдёшь… Сама попробуй в темноте поискать. Представляешь, Егоровна, эту пенсию она в морозилку, под курицу засунула… Вот попробуй найди. А искать придётся… Ты ведь опять днём спать мне не дашь.
— Ладно, не обижайся, — сделала шаг к шифоньеру Степановна, — не буду больше прятать. Любуйся своей луной.
— Обещаешь?
— Обещаю. Спасибо, что нашёл… А давайте чай пить.
— С вареньем, — расплылась улыбка на мордочке старичка. — Я тут баночку варенья у тебя нашёл, да открыть не смог. Только воду вы сами пейте, а я варенье буду есть.
— Ладно-ладно, — соглашается хозяйка, — мы с Егоровной и с сахаром попьём. Правда, Егоровна?
— Попьём, — кивает соседка.
Так и не получилось у домового в этот день поспать. Съел хозяйское варенье, а тут и Егоровна своё несет. И малиновое, и клубничное тебе, и персиковое. А сливовое какое, м-м-м, пальчики оближешь! Пришлось домовому с передышками варенье поедать, а там и вечер уже наступил. Кстати… «Пальчики оближешь», эту фразу, оказывается, тоже домовой придумал, лет триста ещё назад… Он так сказал.
Теперь Егоровна часто заходит к Степановне. Сядут на диванчик и сидят себе тихонько, глядя на шифоньер, чтобы домового не разбудить. Ну а поговорить уж к Егоровне идут.
История, от которой я сначала рассмеялся, потом испугался да призадумался
Серёга меня окрикнул, когда я на балконе стоял, покуривал втихаря. Жена мне запрещает курить, о здоровье моём печётся, вот я и курну иногда, когда её дома нет. Я не сразу узнал Серёгу, ведь он был моим соседом ещё в конце девяностых, потом переехал. Что, думаю, за мужик меня зовёт? Зрение у меня ещё подсело в последние годы. Узнал я его, только когда он мне показывать стал, что рядом жил. Обрадовался я такой неожиданности. Заходи, машу я рукой. Серёга зашёл. Мало он чем изменился, разве только морщин много стало.
— А ты вроде моложе меня, а, Серёг? — усаживаю я его за стол на кухне. — Ну, рассказывай, как всё это время жил? Чай будешь?
— Кофе есть?
— Есть.
— Да нормально жил. Дом был в деревне, сад, огород. Решили вот опять в город вернуться. Уставать на земле стали. А что, старо выгляжу? Так это я сегодня ночью плохо спал.
— Что-то произошло? — ставлю я перед ним чашечку горячего кофе.
— Произошло… Да тебе неинтересно будет. Как ты-то жил?
— Ну уж нет. Сказал А, говори и Б. Рассказывай давай, что у тебя ночью произошло.
— Ну, если тебе будет интересно… За сердцем ко мне приходили.
— За чьим сердцем? — не понял я.
— За моим.
— Чего? — брызнул я со смеха. — А ты всё тот же приколист. Каким был, таким и остался.
— Так мне рассказывать или нет? — стал вдруг серьёзным бывший сосед.
— Ну ладно-ладно, извини. Просто неожиданно как-то. Рассказывай давай…
— Я обычно сразу засыпаю, устаю за день, а тут не могу уснуть и всё. Жена уже десятый сон видит, а я не могу. И так, и сяк, и воды попью, и сигарету искурю, на левый бок, на правый бок. Вот неуютно мне, и всё тут. То жарко, то холодно. Присел я на кровати. Глаза закрыл, сижу. Слышу звук такой, будто вдалеке простынь вытряхают. Звук приближается. Открываю глаза и чуть с кровати не упал. Человек в моей спальне стоит. Вот сразу видно, что не наш он, не земной, что ли. Его плохо видно в темноте, но не ошибёшься… Не земной он. Стоит, смотрит на меня и на грудь свою показывает. Я вроде спросить хочу, мол, кто он такой, чего он здесь? А рот не могу открыть. Сковало все тело, будто не моё оно. В горле сухой ком образовался. Пробую сглотнуть его, а он как прирос. А у человека лицо и тело меняются, каждую секунду разные. Будто программа компьютерная. Холодом меня окутало, будто в морозильной камере я. Ну, думаю, наверное, это смерть моя пришла. Может, так оно и бывает. И знаешь… Я недалеко находился от истины. Это нечто действительно было связано с моей смертью.
— Верни моё сердце, — пронеслись слова в моей голове.
— У меня нет твоего сердца, — вдруг отвечаю я ему мысленно.
— У тебя моё сердце. У всех людей наши сердца. Отдай мне моё.
Я смотрю, а у него грудь сама по себе разрывается, а ней сердце бьётся.
— Вот твоё сердце, — говорит человек, — тридцать три земных года прошли. Забирай».
По мне прокатилась такая волна ужаса, что я почувствовал, что теряю сознание. Проснулся я утром. Верней, супруга меня разбудила. Я сразу грудь свою ощупывать. Всё нормально. Всё на месте. В общем, вот такая история со мной приключилась.
— Да приснилось это тебе, — наливаю я соседу новую чашку кофе. Старая остыла.