"Мне наконец-то удалось прорвать барьер и провести полный цикл медитации, — улыбнулся Сит. — Не знаю, что случилось с моим телом, но теперь я могу сделать только один цикл. Все что выше — каменная стена. Зато эффект превосходит все ожидания. По времени выходит так, что мне достаточно делать медитацию три раза, чтобы поддерживать тело в боевом состоянии. Притом не обязательно стоять на месте! Можно идти и делать вид, что со мной ничего не происходит. Даже Люсьен не догадался. Наверно".
— Что ты видишь?
С холма открывался вид на небольшую деревню, примерно тридцать домов. Особняком стояла северная территория, явно богаче, чем остальные.
— Дома?.. — с непониманием спросил Ситис.
— Дурень. Людей ты видишь?
— Нет, деревня же далеко.
— Это ничего не меняет. Люди должны быть. Их нет. Это значит, что в деревне что-то случилось.
Люсьен кинул на землю сумку и принялся вытаскивать разные баночки. Спустя пару минут, он изменил внешность, постарев на пару десятков лет. Заодно поменял черный цвет волос на оттенок коричневого.
— Бери, выливай на волосы, — кинул Люсьен. — С такими волосами тебя даже собака запомнит. И смыть не забудь, вот вода.
Ситис, вместо "выливания на волосы", в точности повторил действия Люсьена и даже смыл практически в то же время.
— Хм-м, — Люсьен окинул взглядом почерневшие волосы. — Сойдёт. Бери.
На лице у мальчика оказалась кожаная серая маска, закрывающая все, кроме глаз.
— Другое дело. А то твои шрамы выглядят чересчур запоминающе.
— Почему бы не использовать техники для изменения внешности?
— А кто тебе сказал, что я их не использовал?
Действительно, шиноби использовал технику для маскировки, только никто этого не заметил. Самое удивительное было в другом: чем больше Ситис смотрел на шиноби, тем больше пытался понять, кто сейчас перед ним идёт. Маскировка превратилась не просто в косметическое изменение внешности, а в полноценное преображение. Даже рост сменился, чего уж говорить о лице.
"Что за? — не понимал Ситис. — Кто он вообще такой?"
— Запоминай: тебя зовут Сюдзи Тэраяма. Меня — Куро Тэраяма, я твой старший брат. Мы — странствующие монахи, можно сказать проповедники. Как раз выглядит подходяще.
— Что проповедуем?
— Ты — ничего, будешь молчать. — Люсьен показал жестом перерезанной горло. — А вот я — добро и справедливость.
— Мне нравится.
— Не привыкай. Легенду нужно менять каждый раз, когда выходишь в люди. В противном случае тебя найдут, не успеешь пискнуть. Действуем по обстановке, главное, слушай меня и делай в точности, как скажу.
— А если нас раскроют?
— Не раскроют.
На территории деревни никого не было, даже домашних животных. Люсьен сложил руки в молитвенный жест и стал что-то петь от чего у Ситиса пошли мурашки.
"Какое ужасное пение, — подумал Ситис. — И зачем он столько хрипит?".
Вдруг, Люсьен остановился и вытащил из робы дощечку. После чего упал и стал бить себя по голове. Когда та сломалась на пополам, Люсьен закричал настолько сильно, что у него из глаз пошли слезы.
Ситис пребывал в шоке. Дабы не выдать себя, он решил тоже ударить себя по лбу. Землёй.
Какое-то время ничего не происходило. Спустя минут десять, когда холодный ветер вызвал у Нара сопли, послышался первый скрип дверей.
К ним, вместе в двумя мужчинами, вышел столетний старик с длинными бровями и взглядом, полной проницательности.
— Да будет ночь вечна! — встал адепт выдуманной веры. — Люди! — поднял он кулак. — Прошу вас, выслушайте.
Ситис так же встал. Особенно ему понравилось про вечную ночь. Если бы он мог нормально в ней видеть, то желал бы того же.
Вокруг стали собираться люди. Почти все смотрели со смесью подозрения и гнева, некоторые плевали. Когда шепот толпы стал обретать громкость речи, Люсьен заговорил.
Его речь представляла собой хорошо поставленный текст о грехах и способах спасения. В среднем, предлагалось пять раз в день бить себя доской, пока та не сломается.
— Бред, — отвечала толпа. — Очередной спятивший фанатик!
— Угу, приходил к нам один такой. Нашли потом обглоданные кости в лесу. Кто там кого спасать будет, если от волков спастись не может?
— Точняк.
— Тихо, — поднял руку старик и все замолчали. — Твои проповеди здесь не в милости.
— На все воля Ночи, — не моргнув ответил Люсьен.
Старик сверлил взглядом Люсьена, пока тот стоял с гордо поднятой головой, не шелохнувшись.
— Раз ты так уверен в своих словах, скажи сможет ли твоя вера спасти нас от зла, что живёт в ночи?
— Вас спасет… — попытался сказать Люсьен, но его перебили.
— Талисманы гони!
— Да!
— Талисманы!
Люсьен достал три старые доски с разными иероглифами.
— Вот.
— И как их применять?
— Какие-то они странные, точно настоящие?
— Чистые духом и душой должны очистить от грехов путем боли! — закричал Люсьен и сжал кулак. — Только дети могут их использовать. До тех пор, пока доска не даст трещину, грехи не очистятся и талисман от злых духов не сработает!
— Ты что это, предлагаешь бить детей деревяшкой, как ты себя только бил? Сдурел?! Кто будет бить своего ребенка деревяшкой?! — послышался из толпы голос женщины.
— Да! Ишь, что удумал! Пускай сам себе эти амулеты делает!