Калабрийские бандиты

Дети, которые в свою очередь тоже ничего не поняли, повторили свой вопрос.

«А ведь они что-то там прячут», — сказал часовой и позвал сержанта.

Сержант немного понимал по-итальянски. Разобравшись, в чем дело, он доложил офицеру. Офицер дал детям в виде эскорта двух солдат и приказал их отвести во дворец министра полиции.

Когда стало известно, что они принесли голову Чезариса, все двери перед ними распахнулись настежь.

Министр сам пожелал видеть удальцов, освободивших Калабрию от ее грозы, и велел ввести их в свой кабинет. Он долго любовался на красивых детей с их наивными и одновременно серьезными лицами, на их живописный наряд… Он попросил по-итальянски рассказать, как удалось им совершить подвиг; и они ему поведали о своем поступке, как о чем-то очень простом. Тогда он потребовал от них доказательств. Челестини опустился на одно колено, развязал платок, взял голову за волосы и спокойно положил ее на письменный стол министра.

В ответ на это генералу ничего не оставалось делать, как только уплатить обещанное вознаграждение. Однако, видя их еще столь юными, генерал предложил им поступить в пансион, либо в полк и добавил, что французское правительство нуждается в смелых и решительных молодых людях.

Они отвечали, что им нет дела до нужд французского правительства, что они честные калабрийцы, не умеющие ни читать, ни писать и не видящие в этом необходимости в будущем. Что же касается поступления в полк, то дикая жизнь, к которой они привыкли, сделала их мало приспособленными для военной дисциплины, и они опасаются, то окажутся неспособными на маневрах и ученье; а три тысячи дукатов — это другое дело, их они готовы получить хоть сейчас.

Министр дал им клочок бумаги величиной в два пальца, позвал курьера и велел проводить их в казначейство.

Казначей отсчитал деньги. Дети завернули их в платок, окрашенный кровью, вышли через двор на площадь Санто-Франческо-Ново и очутились в потоке большой улицы Толедо.

Улица Толедо — это народный дворец. Они увидели на ней громадное количество лаццарони, которые, лежа на солнце, с каким-то особым наслаждением тянули своими смуглыми губами из глиняных мисочек макароны. Это зрелище пробудило в наших путешественниках аппетит, и они, направившись к торговцу, купили себе миску и макарон, отдав один дукат и получив сдачу в размере девяти каролинов, девяти гран и двух калли. Только на эту сдачу они смело могли прожить полтора месяца.

Они уселись на ступенях дворца Маддалони и пообедали так пышно, как до сих пор не случалось.

На Толедской улице спят, едят или играют. Так как они не чувствовали склонности ко сну, а есть уже им тоже не хотелось, то они присоединились к кучке вечно праздных лаццарони, игравших в «morra».

К пяти часам они проиграли три калли.

Что ж, проигрывая ежедневно по такой сумме, можно наслаждаться игрой, по крайней мере, треть своей жизни!

По счастливой случайности им в тот же вечер удалось убедиться в том, что в Неаполе существуют и такие дома, где за один только обед платят целый дукат, а проиграть можно за один только час тысячу калли.

Так как им снова захотелось есть, они решили пойти в один из таких домов. Это была гостиница, хозяин которой, увидев костюмы пришельцев, покатился со смеху, но когда они показали ему, что у них есть деньги, он, отвесив глубокий поклон, сообщил, что кушанье им подадут в их комнату, а затем, если их сиятельствам будет угодно заказать себе приличную одежду, то они получат возможность есть за общим табльдотом.

Керубино и Челестини переглянулись: им было совершенно непонятно, что хотел сказать хозяин своим «приличная одежда», — разве их костюмы недостаточно красивы? Тем не менее хозяину гостиницы все же удалось их убедить, объяснив, что городская одежда необходима для того, чтобы иметь право заплатить за свой обед дукат и проиграть в час по тысяче калли.

Пока накрывали стол, в комнату вошел портной и спросил, какой костюм они себе закажут. Они ответили, что были бы непрочь обзавестись костюмами калабрийцев, такими же, как те, что носят богатые молодые люди в Козенце и Таранте по воскресным дням. Сделав вид, что отлично понял, чего они хотят, портной пообещал принести их сиятельствам костюмы завтра.

Их сиятельства поели и убедились, что равиоли вкуснее макарон, а хлеб из крупчатой муки куда легче проглатывается, чем ячменные лепешки.

Окончив трапезу, они попросили у лакея разрешения улечься на полу. Лакей им указал на кровати, принятые ими за пару капелл.

Челестини, сделавшийся казначеем, запер платок с дукатами в стол, напоминающий письменный, вынул ключ и привязал его к ленточке, которую носил на шее.

Затем, усердно помолившись святой Деве и набожно поцеловав свои образки, они улеглись в кровати, на которых смело можно было уложить по пять человек, и, как убитые, проспали до следующего дня.

Портной сдержал слово. Так что на этот раз, будучи вполне одеты, они могли пообедать за общим столом, а потом зайти и в игорную комнату, где ими было оставлено ровнехонько сто двадцать дукатов.