Калашников

— Так надо для ГАУ.

Сказал, как отрезал. И добавил уже спокойно и рассудительно:

— В изделии Никитина — Соколова есть недостатки. Оно несколько усложнено. Для армии требуется нечто более простое. И потом — у них после попадания воды пулемет автоматически не стреляет. Пойми, Тимофеевич, туляки чересчур расслабились, так как конкурентов явных нет. Надо подстегнуть мужиков, понимаешь?

— А я что, вроде кнута, что ли? — беззлобно парировал Калашников, начиная понимать: браться за это дело надо немедля. — Хорошо, — выдавил из себя. — Я возьмусь только для того, чтобы туляки доработали свой пулемет.

Перед тем как положить трубку, Дейкин отчеканил решение, которое ГАУ уже приняло: «На все про все — два месяца. Удачи тебе, Тимофеевич!»

Калашников задумался: «Слишком запоздалое предложение. Почему ГАУ сразу поручило разработку пулемета не ему, а Тульскому оружейному заводу? А теперь на подножку уходящего поезда приходится прыгать, когда предварительные испытания пулемета на полигоне уже заканчиваются. Такого еще не было».

Зная, что туляки давно работают над этой проблемой, Михтим долгое время ломал голову над идеей единого пулемета, прокручивал массу самых разных вариантов взаимодействия узлов и деталей. Казалось, есть автомат, бери готовые идеи и приспосабливай. Но пулемет — это совсем другое: есть патронная лента и проблема ее подачи, есть вопросы по извлечению патрона и выбросу гильзы. Нужны новые подходы.

Коллектив долго уговаривать не пришлось. Группа недавно пополнилась новыми штыками — Старцевым, Камзоловым-младшим, Юферевым. Осмыслили основной недостаток тульского пулемета. Стоило после стрельбы замочить пулемет в воде, как после этого первых два-три выстрела шли только одиночным огнем. Стрелок раза два-три должен перезаряжать оружие. Конечно, неудобство.

Решили создавать абсолютно новую конструкцию. Распределились: Крупину достались вопросы питания пулемета, Пушину — ствол и его оснащение, Крякушину — приклад и сошки, Коряковцеву — связь с войсками, полигоном, НИИ-61, а также устранение трения между рычагом подачи патронной ленты и подвижной рамой при ее обратном ходе. Ему же были поручены ответственные теоретические расчеты ряда характеристик ручного пулемета: скорострельность, баллистика, динамика перемещения подвижных частей, прочность механизма подачи и извлечения патрона. Времени в обрез — три месяца. Институт ждал всю документацию по пулемету, включая и эти расчеты.

Режим был обычный: ночью — чертежи, утром — опытный цех. Встречали рассвет на заводе — не привыкать. Ответственность понимали: пулемет должен был прийти на смену горюновскому. В итоге был найден ряд привлекательных и простых решений, в том числе по подвешиванию затворной рамы, перемещению ленты, извлечению из нее патрона. Многие детали делались без чертежей, надо было скорее увидеть пулемет в действии, как его замыслил главный конструктор.

Потом Коряковцев не раз вспомнит историю, как он, вчерашний специалист по артиллерии, в кратчайший срок переквалифицировался в пулеметчика. Так было надо — и Ливадий подчинился обстоятельствам. В него, сомневавшегося в своих силах и колебавшегося, Калашников вдохнул такой заряд веры, который просто потряс Коряковцева. Со временем он признается, что Михаил Тимофеевич не признавал людей, пасующих перед чем-либо, как не признавал и тех, кто работает только сам за себя. Он отлично знал по своему опыту, что только в коллективе единомышленников, с преданными друзьями и товарищами можно и делать крупнейшие свершения, решать сложнейшие вопросы, и ходить на охоту, рыбную ловлю, и даже выпивать.

А тогда, после мучительных раздумий и напряженных вычислений, Коряковцев получил параметры, которые (о, ужас!) не совпали с экспериментальными данными. После нескольких пересчетов пришлось специальными коэффициентами скорректировать данные, но и они все равно не совпадали. Наступал час пик. С несколько виноватым видом Коряковцев прибыл к Калашникову.

Михаил Тимофеевич вспоминает об этом эпизоде в своих мемуарах. По его мнению, Ливадий Георгиевич вложил в эту нелегкую работу душу, выполнил ее добросовестно, с присущей ему энергией и напористостью.

Но эта оценка будет потом. А тогда, по горячим следам, он вынес на представленные Коряковцевым расчеты следующий вердикт: