Калашников

Мать была верующей, учила креститься. Не крестишься — по затылку получишь. На колени ставили, молитвы читать надо было. Но я ни одной молитвы не помню.

В раннем детстве, а затем уже и подростком я не раз слышал, как мама, понизив голос, таинственно говорила соседкам, что Миша, мол, должен счастливым вырасти — родился в рубашке.

Метельными вечерами семья пела. Если сестренка Гаша останавливалась, отец вдруг потихоньку запевал… Чуть выжидала и присоединялась к нему мама, начинала рукой приглашать остальных, и все один за другим вступали — кроме меня. Меня никто не приглашал, хорошо знали, что «Миша и в поле напоется, когда один будет».

…Как они пели, какие песни! И «Славное море, священный Байкал», и «Ревела буря, гром гремел», и «Бежал бродяга с Сахалина»… И песню, которая почему-то тревожила меня больше остальных: «Скакал казак через долину, через Кавказские края», и у меня тоже отчего-то щемило душу — как у взрослого.

…Наше хозяйство на селе ничем особенно не выделялось. Дом был небольшой — одна общая комната, кухня и сени. Построен он был по «кавказским» традициям: в комнате пол деревянный, а на кухне, где готовили на печке, — мазаный, земляной.

Сестры рассказывали, как каждую субботу они мучились с тем самым земляным полом: «В комнате вымоешь чисто, а станешь кухню мыть — только грязь разведешь. Намочишь землю, намажешь и ждешь, пока она высохнет. Если раньше начнут ходить, то вся сырая земля в чистую комнату тут же тащится. И тогда — прощай уборка! Иногда, чтобы долго не ждать, набрасывали солому на сырой пол. И опять не слава богу — подмести такой пол невозможно: вдоволь наглотаешься пыли!»

Зимой вся семья спала в комнате: родители и дедушка с бабушкой на кроватях, а дети — на печке, на полатях или на лавках. Летом было раздольней — многие из нас перебирались спать на сеновал.

Обедала наша большая семья двумя группами: старшие — бабушка, дедушка, отец, мама, Виктор, Гаша и Иван — за столом. А мы, младшие, ели на полу, сидя на какой-нибудь постеленной тряпке вокруг большой чашки.

Наши родители одевали нас, маленьких детей, в самотканую одежду. У моей мамы была швейная машинка, на которой она шила мальчикам длинные рубахи, заменявшие и штаны, и рубашки. Так мы и ходили в них лет до семи, пока не начинали стесняться своего вида и требовать мужской одежды».

Дружная и работящая семья Калашниковых содержала свое хозяйство исправно. Трудились все без исключения. Наемных работников никогда не было. Досыта никогда не ели, экономили, да и не хватало на всех. Отец говаривал: «Криком избу не построишь, шумом дело не свершишь». Родители с раннего детства приучали и привлекали своих детей к крестьянскому труду. Не было исключения и для одного из младших — Миши.

Рос Михаил подвижным, жизнерадостным, любознательным ребенком. Выделялся из ватаги сверстников необычайной живостью ума, интересом к железкам, охотой к чтению. Воспитывался в строгости и труде. Старшие приучали помогать по хозяйству. Начинал свою трудовую деятельность с выпаса домашнего скота и птицы. С самого малолетства приучен и корову доить, и кур кормить. На полевых работах начинал погонышем, это когда с восходом солнца подсаживали верхом на лошадь, запряженную в борону или плуг, а снимали уже на закате, с ноющим и словно отделившимся от души телом. Повзрослев, стал работать на скотном дворе извозчиком, убирал сено. Частенько захаживал в сельскую кузницу полюбоваться, как работают люди с железом. Пробовал и сам ковать. Вот там-то, в курьинской кузне, и пришло уважение к металлу у будущего конструктора.

Труд не был Михаилу помехой. Напротив, всякий новый трудовой навык он всегда воспринимал всерьез и с какой-то недетской ответственностью. Словно чувствовал — в жизни все пригодится.

Особенно рано ощутил желание делать что-либо своими руками.

Постоянно что-то мастерил в детстве. Уже в шестилетнем возрасте пытался сделать деревянные коньки. А ведь тогда куска проволоки невозможно было достать. Бродил по полям с одной только мыслью — не зацепится ли нога за какую-нибудь железячку. Старший брат Виктор как-то помог изготовить один конек, а на другой материала не хватило. Так на одном коньке и рванул к речке Локтевке. И сразу сиганул в прорубь. Слава богу, был в шубе старшего брата, она-то и спасла — превратилась в купол и продержала на воде, пока взрослые не поспели. Раздели догола и на печку, а там овес сушился. Чудом очухался. Ожил. Были и погорше случаи. Не припомнит уж память всего-то.

Отец Тимофей Александрович имел всего два класса церковно-приходской школы, мать Александра Фроловна тоже была малограмотна. Однако значение образования для будущего детей родители понимали.

М. Т. Калашников:

«В школу я пошел, умея уже и читать, и писать. Это, видимо, тоже преимущество многодетных семей: либо тебя научат старшие, либо исхитришься и сам выучишься — лишь бы только не отстать от «больших».