Калеб Уильямс

Когда мы уселись, он выразил соболезнование по поводу моего, по-видимому, плохого здоровья и одинокого образа жизни и пожелал узнать, не может ли он быть мне чем-нибудь полезен. С первой же минуты, как он увидел меня, он почувствовал ко мне расположение. В теперешнем своем обличье я выглядел уродом и калекой. Но оказалось, что мистер Сперрел за шесть месяцев перед тем потерял своего единственного сына, с которым мы были схожи «как две капли воды». Если б я совлек с себя поддельное безобразие, я, наверное, потерял бы все права на его любовь. Теперь он уже старик, объяснил он, стоящий одной ногой в могиле, и сын был его единственным утешением. Бедный мальчик всегда болел, но он ухаживал за ним. И чем больше тот требовал ухода, пока был жив, тем больше ему недостает его теперь, когда он умер. У него во всем свете нет ни одного друга – никого, кто бы его любил. Если бы я пожелал, я мог бы заменить ему этого сына, и он стал бы относиться ко мне с таким же вниманием и добротой.

Я сказал ему, до какой степени я тронут этим ласковым предложением, но заметил, что меня огорчило бы, если б я ему был чем-нибудь в тягость. Мне нравится уединенная и замкнутая жизнь, но главное мое затруднение – согласовать это с каким-нибудь способом добывания необходимых средств к существованию. Если бы он счел возможным помочь мне в этом затруднении, это было бы величайшим благодеянием, которое он мог бы мне оказать, Я добавил, что у меня всегда было желание заниматься механикой и я уверен, что могу быстро овладеть любым мастерством, которым займусь серьезно. Меня не приучали ни к какому ремеслу, но если он будет так добр ко мне, что обучит меня, я буду работать с ним, сколько, он пожелает, только за стол. Я знаю, что прошу у него необычайного снисхождения, но, с одной стороны, меня побуждает к этому крайняя необходимость, а с другой – ободряет убедительность его дружеских признаний.

Старик слегка прослезился по поводу очевидной бедственности моего положения и охотно согласился на все, о чем я просил. Мы быстро договорились, и я приступил к исполнению своих обязанностей. У моего нового друга был странный характер. Любовь к деньгам и сострадательная услужливость поведения были его отличительными особенностями. Он жил очень бедно, отказывая себе во всем. Я почти сразу получил право на известное вознаграждение за свои труды; он это открыто признал и в соответствии с этим настоял, чтобы я получал плату. Однако он не выплачивал мне заработанное полностью, как это при подобных обстоятельствах сделали бы другие, а заявил, что удерживает двадцать пять процентов в виде справедливой платы за обучение и комиссионных за сбыт моих изделий. Между тем он часто проливал слезы над моей судьбой, тревожился во время наших неизбежных разлук и выказывал постоянные признаки привязанности и нежности. Я убедился, что в работах по механике он ловок и изобретателен, и его наставления доставляли мне немалое удовольствие. Мои собственные познания были разнообразны, и он часто выражал свое восхищение и радость, наблюдая за проявлениями моих способностей как в веселье, так и в труде.

Таким образом я как будто достиг положения не менее благоприятного, чем в то время, когда имел дело с миссис Марней. Между тем я чувствовал себя еще более несчастным. Приступы уныния бывали у меня все сильнее и повторялись чаще. Мое здоровье ухудшалось с каждым днем. И мистер Сперрел не мог отделаться от опасений, что он потеряет меня так же, как раньше потерял своего единственного сына.

Прошло немного времени с того дня, как я попал в это новое положение, и вдруг случилось происшествие, вселившее в меня страх и опасение сильнее прежних.

Как-то вечером, когда я гулял, желая после долгого приступа тоски провести час-другой в движении и на воздухе, слух мой поразили несколько случайных слов разносчика, восхвалявшего свой товар. Я остановился, чтобы вслушаться, и, к великому своему изумлению и ужасу, услыхал приблизительно следующее: «Вот в высшей степени необычайная и удивительная история и чудесные приключения Калеба Уильямса. Вы узнаете, как он в первый раз ограбил своего хозяина, а потом возвел на него ложное обвинение, а также о том, как он много раз пробовал бежать из тюрьмы, пока наконец не бежал самым удивительным и невероятным образом, а также о его путешествиях по королевству под разными обличьями и о грабежах, которые он производил с самой отчаянной и смелой шайкой разбойников, и о том, как он явился в Лондон, где, можно думать, и теперь спокойно пребывает, – с верной и правдивой копией объявления, отпечатанного и опубликованного одним из самых главных его величества государственных секретарей и предлагавшего награду в сто гиней за его поимку. Все за полпенни!»