Невыросшая удивилась, что кто-то, кто ей не мама, назвал её красивой, закрыла глаза и совсем обмякла. Дядя Юра оттопырил одной ладонью Катины колготки, а второй пополз под их держательную резинку. Катя почувствовала, как колокольчиков стало несколько, может быть, целый хор. Её сморила ласковая, моментальная горячка. Вдруг выросший застыл, прекратил тяжело дышать и принялся заваливаться на Катю. Она попыталась увернуться, но дядя Юра был такой тяжёлый и длиннорукий, что ей было не вырваться. Катя осознала, что услышала только что гулкий звук и потом ещё несколько звонких. Она упала на дощатый пол, а выросший повалился на неё сверху. Так они пролежали какое-то время. Невыросшая начала задыхаться под плитой из человеческих жил и костей, повернула голову и заметила справа мебельную ножку. Катя подтянулась на руке к ножке, выползла из-под дяди Юры, посидела, отдышавшись, под деревянной крышкой и вылезла из-под стола. Сосед лежал без движения в густой и липкой, как варенье, луже крови, которая натекала вокруг его головы. В красной жиже валялись осколки фарфоровой супницы и песочные печенья. Кикимора, медленно моргая пучком длинных ресниц, глядела на лежащего.
— Он мёртвый? — это спросила Катя и сама испугалась своему почти выросшему голосу.
Кикимора стянула шарф и повела кручёным носом. Дядя Юра задвигал головой и застонал. Катя обрадовалась и подумала, что ей даже не стыдно, что она по-настоящему боится за дядю Юру, а вот, например, за Сомова вовсе не волнуется. Наверное, потому что Сомов никогда не обнимал её, как дядя Юра. Катя взяла в руку мятую марлю со стола, села перед выросшим на корточки и промокнула ему рану.
— Дядь Юра, где деньги, которые вы папе должны? — громко проговорила вопрос Катя и отдёрнула руку от напившейся кровью марли.
Выросший ответил неприятным матным обухом и потянул к Кате свою ладонищу. Невыросшая вскочила на ноги и отбежала. Дядя Юра, постанывая, направил себя в противоположную от Кати сторону и пополз к ножке стола. Кикимора когтистой лапой одним резким движением перетащила целого огромного выросшего за ногу на середину комнаты. Дядя Юра неумело забрыкался конечностями, как младенец.
Созданьице сняло кроличью шубу, село на лавку, стащило с себя один за другим сапоги.
— Гэ-э-э-э… — это почти пропела Кикимора, разминая замученные человечьими сапогами куриные лапы.
Катя молча уселась рядом, наклонилась и подняла с пола свою шубу. Ещё не хватало, чтобы та попала в кровавый ручеёк, который тянулся от стола к центру большой комнаты. Дядя Юра, видимо, утомившись, вытянулся на досках. Приведя в чувство лапы, Кикимора спрыгнула на пол, огляделась и почесала бок. Подошла к подоконнику и, встав на когтевые цыпочки, стянула оттуда здоровую катушку лески. Созданьице село неподалёку от дяди Юры и принялось быстро-быстро, неразличимыми от скорости движениями, плести из лески, резко и оттого малозаметно подпрыгивать на месте и бормотать песню. Катя прислушалась и узнала убыстрённую версию «Калечины-Малечины».
Так продолжалось минуты четыре. Тут дядя Юра задвигался снова, подпёр руками пол и попытался подняться. К нему подошла Кикимора и принялась натягивать на него через ноги прозрачный, как паутина, кокон. Сосед заныл и стал дёргаться, пытаясь сбросить с себя созданьице с сетью. Кикимора остановилась, прошла прямо по дяде Юре, села ему на грудь, склонилась над его ухом и громко туда прошипела. Выросший икнул и обмяк, прилипая затылком к кровяному полу. Кикимора вернулась по телу выросшего обратно до уровня его колен, где остался кокон, и натянула его до дядь-Юриных плеч, аккуратно запихивая под сеть сначала одну, потом вторую его руку.
Потом созданьице отошло в сторону, нагнуло голову набок, будто оценивая свою работу. Та была славной, дядя Юра теперь походил на безрукого и безногого червяка и совсем не мог шевелиться. Кикимора вернулась и перекатила выросшего с живота на спину. Села подле и принялась щекотать извилистыми когтистыми пальцами прямо сквозь одежду то его подмышки, то бока, то шею. Дядя Юра выдавал сначала что-то вроде смешинок. Катя тоже засмеялась, наблюдая за всем этим с лавки. Потом вдруг сосед страшно закричал по-человечески. Катя оставила шубу на сиденье, слезла и ушла в соседнюю комнату. По ней, большой и широкой, расплылись две одноместные кровати с решётками у ног и головы, открытый деревянный шкаф с книгами, закрытый шкаф с одеждой, телевизор под вязаной салфеткой на макушке. Дядя Юра бросил кричать и тоненько, по-звериному завыл.