Калейдоскоп

Хилари встала, пытаясь сохранить свойственную ей выдержку. Он двинулся к ней. Зеленые глаза ее были холодны как лед, а голос резок:

— Я собираюсь уходить. Загляните в другой раз. Из какого вы отдела?

Трудный вопрос. Джон не знал, что ответить. Не дай Бог, вызовет охрану. И он решился:

— Я от Александры и Меганы.

В сердце Хилари как будто вонзили стилет, и, как бывает в таких случаях, кровь выступила не сразу. Зеленые льдинки глаз немо уставились на Джона.

— Они хотят с вами встретиться.

— Кто вы такой? — Хилари дрожащими пальцами дотронулась до трубки, однако Джон накрыл ее руку своей ладонью.

— Прошу вас, выслушайте меня… всего пять минут. Я не причиню вам зла. Это длинная история, но постараюсь быть кратким.

Хилари осенило: это он звонил!

— Я не хочу их видеть.

— Зато они хотят. Обе. Александра специально прилетела из Парижа, Мегана — из Кентукки.

В глазах Хилари появилось выражение адской душевной боли.

— Это паршивый сукин сын вас подослал? Что ему нужно? — Она стояла выпрямившись во весь рост, убрав руку с телефонного аппарата.

— Он умирает.

— Туда и дорога.

— Может, он хочет искупить вину. Устроить вам встречу — в его доме в Кентукки. Он много месяцев потратил на поиски…

— Дерьмо собачье! Нечего тут заливать! Двадцать лет назад я пришла к нему, а он заявил, что не знает, где они и знать не желает. Кто нас разыскал? Вы?

Джон утвердительно наклонил голову. Неужели она видит в нем врага? Почему бы и нет — ведь до сих пор он только и сделал, что разбередил старые раны.

Она давно приняла решение оставить прошлое прошлому. После визита к Артуру поставила крест на попытках разыскать сестер. Мечта, которую она лелеяла десять лет, развеялась как дым. И теперь, через двадцать лет, Хилари изо всех сил противилась ее воскрешению. Она избегала всего, что могло напомнить ей о сестрах. В ее жизни не было места для мужчин, детей, любовных отношений. Только работа до одурения и полезные для карьеры люди. Она годами била в одну точку — и добилась успеха. Все — сама! Одна-одинешенька…

— Поздно, мистер…

— Чепмен. Джон Чепмен.

— Скажите, что меня не заинтересовало его предложение. Опоздал на двадцать… даже на тридцать лет…

Глаза Хилари были полны горечи. Джон отметил: в каком-то смысле она выглядит моложе своих лет, а в каком-то — старше. Из-за глаз.

— Что мне сказать вашим сестрам?

— Скажите… скажите… — Ее голос пресекся, и она с тоской взглянула на Чепмена. — Скажите, что я любила их… но… теперь уже поздно…

Джон покачал головой и сел за письменный стол напротив Хилари. Как затронуть в ее душе еще живую струнку? Осталось ли там хоть что-нибудь, кроме безмерной боли?

— Еще не поздно, Хилари… Не может быть поздно. Вы были для них всем на свете… — Артур рассказал ему, как девятилетняя Хилари заботилась о младших сестренках. При этом воспоминании к горлу Джона подступил комок. — Вы не можете повернуться к ним спиной.

Она изумленно воззрилась на него. Кто этот человек? Как нашел ее? Откуда так много знает?

— Им больше не нужна моя забота, мистер Чепмен. Они давно выросли. Кто они теперь? Секретарши? Домохозяйки? — Это самое лучшее, о чем она молила Бога для них обеих.

Джон Чепмен усмехнулся.

— Одна — французская баронесса, мать двоих детей; другая — врач в Кентукки. Обе — интересные женщины. Они вам понравятся.

Вряд ли эта реплика достигла цели, хотя и пробудила в ней любопытство.

— Кто из них врач? — Хилари не могла представить в этой роли ни одну, ни другую.

— Мегана. Она — прелесть! И Александра! Ласковая, заботливая и очень добрая.

— Она и маленькая такой была, — прошептала Хилари и спрятала лицо в ладонях. — Я выжила только потому, что думала о них. Украла оставшиеся после тетки десять тысяч долларов и приехала в Нью-Йорк, чтобы их разыскать. А он как ни в чем не бывало заявляет, что потерял их из виду! — Она подняла на Джона пустые глаза вконец исстрадавшегося человека. — Какой теперь смысл? Бередить раны…

— Хилари, только на вашу долю выпали такие страдания. Вашим сестрам повезло. Александра вас помнит, Мегана — нет. Но вы нужны друг другу. Неважно, что случилось с вашими родителями… Вы не имеете права отворачиваться от сестер…

— Старый ублюдок разрушил нашу семью, а теперь хочет очистить совесть. Не позволю! В моей жизни уже ничего не изменится. Все кончено. Аминь. Для меня они умерли. Так же, как родители… и все прошедшее…

— Родители — да, но ваши сестры живы. Они реальны. Вы одна плоть и кровь. Они с нетерпением ждут встречи. Даже если вы явитесь с ненавистью в душе, и то будет лучше. Вы сможете сказать себе, что по крайней мере пытались.

В глазах Хилари полыхнул зеленый огонь.

— Нет. Не поеду. Скажите Паттерсону, что я его ненавижу… Вы не можете себе представить как.

— Но почему? Я знаю, он не сумел оградить вас от разлуки… Может быть, что-то еще?..

Этот вопрос мучил его с тех пор, как он впервые открыл папку.

— Не важно. Он знает, что он сделал. Пусть живет и умирает с этим в душе. Для меня все давно кончено. У меня своя жизнь… работа… Больше мне ничего не нужно.