Калейдоскоп и зазеркалье

  Шрамы почти затянулись. В камере было лишь одно окно, из которого бил тусклый свет Луны, освещая часть помещения. На мне была одежда в чёрную вертикальную полоску. В кармане штанов я нашёл ржавую ложку и во рту сразу же появился привкус какой-то похлёбки из отходов производства и ржавчины. Вся стена слева была в пометках. Ровно 666 штук. Я пересчитывал несколько раз. Голова раскалывалась на части, словно кто-то вбивал гвоздь в один весок и доставал его через другой металлическими плоскогубцами, не нарочно задевая мозг при каждой попытке изъять из моей головы нежелательный предмет.

  Я внимательно осмотрел комнату. Решётчатая дверь, ярко-синие стены и неумолкающий вой других заключённых.

  Все мои просьбы умолкнуть были проигнорированы, и я решил встать, но не понял, что нахожусь на втором этаже двухъярусной кровати, из-за чего упал и ударился головой о стоящий внизу столик, потеряв сознание…

  Когда пришёл в себя, всё было столь расплывчато и туманно, что изобрази я стоявшую пред глазами картину на на холсте – получилась бы неплохая пародия на Ван Гога. Меня пнул ногой мужик в форме и злостно спросил:

– Я же тебя, животное спрашивал, на какой полке ты будешь спать. С хрена ли ты ответил на верхний, если падаешь с неё? Это сраный поезд, а не домашняя уютная кровать. Тут может трясти. Он ударил меня дубинкой по спине и добавил, дескать это станет для меня уроком, и я пойму, что махать киркой весь день после ночи на полу в поезде – это то, чего не стоит желать ни одному, даже самому отпетому заключённому. Сколько себя помню – никогда не любил рутинную работу и жару. А это – просто какое-то адское сочетание. Повторение одного и того же действия раз за разом под лучами палящего солнца… День предстоял не из лёгких.

  Благо, уснуть я мог всегда и почти в любом месте. На этот раз меня уже разбудил приятный и до боли знакомый женский голос:

  -О чём задумался? – она спрашивает, будто наша беседа длится уже несколько минут, а я даже не могу разглядеть её лицо из-за беспощадных лучей солнца, светящих мне в глаза. Не могу даже коснуться её из-за стекла между нами. Ещё и взгляд охранника – сковывает каждое моё движение, подавляя волю, словно наручники или та гиря, привязанная к ноге.

  -Я полностью разбит и до сих пор не могу поверить в то, что происходит.

  -Знаешь, я долго думала, говорить тебе или нет…

 И в этот самый момент, со словами: «Время вышло. Следующее свидание не раньше, чем через месяц», нажал на кнопку и металлические жалюзи заслонили стекло, не дав даже попрощаться. Но что она имела в виду? Когда я встал, то понял, что не могу опираться на левую ногу. Видимо, получил травму. Но это не помешало надзирателю подгонять меня вновь и вновь, заставляя испытывать адские боли. Работники тюрьмы – жестокие люди. Они скрывали свою истинную сущность за ширмой социума, а здесь, в помещении с ярко-синими стенами, где нет ни Богов, ни господ, им никто не мешает выпускать наружу того зверя, скрывавшегося внутри. Мне жаль таких людей. Когда мы поднималась на этаж с моей камерой, и я вновь стал слышать эту дурацкую песню сокамерника, качающегося со стороны в сторону, прерываясь на удовлетворение своих физиологических потребностей в дырявое ведро, которое меняли раз в три дня, ногу свела судорога и я покатился вниз по социальной лестнице…

Блокнот №3

  Меня привели в чувства ударом приклада и выбросили из машины в каком-то поселении, только было я поднялся, как мне в голову прилетел мешок с вещами из фантомной жизни, я потерял равновесие и холодный камень встретил мою макушку, как человека, который являлся ему, чуть больше, чем другом, но, немножко не дотягивал до жены. Далеко не каждый, даже самый лицемерный человек, столь радостно и непринуждённо встретил бы своего неприятеля, интересуясь о его жизни, словно ничего и не было, дабы чуть позже пускать гнусные слухи и выставлять его в дурном свете. Социально адаптивные вампиры так и выживают. Когда своей жизни нет, их хлебом с солью не корми, как дай повод кого-то пообсуждать за спиной, прикрывая за маской из хвоста павлина куриную задницу. А сорви эту маску – и сей псевдо – индивид умрёт от потери крови в страшных муках, как гениальный творец, не получивший признания во время своей жизни, назвать которую более уместно будет существованием и вечным странствиям в поисках себя, ведущим лишь к любителям заливать водой любой, пускай, даже, тлеющий огонёк на пепелище души, чтоб не дать сгореть Иисусу – своему Богу, оправдывающему даже самое жалкое существование высшим замыслом, дарующему надежду всякому существу, взявшему гордое именование личностью, прячущего за улыбкой звериный оскал, не из-за добрых побуждений, а, боясь предстать перед судом и понести наказание за содеянное. Это замкнутый круг, как болото в запечатанной банке. Попытаешься открыть крышку и задохнёшься от зловония гниющего подобия разума…