Читаем Калейдоскоп. Расходные материалы полностью

– Ради Бога, Уиллард, кончайте ваше нытье, – перебил меня Кляйн. – Если бы это был котенок или морская свинка, которую забрали для экспериментов, вы бы тоже так переживали?

– Но это же не морская свинка! – в отчаянии крикнул я.

– Конечно, нет, – согласился Кляйн. – Это детеныш примата, что-то вроде маленькой мартышки. Еще Альфред Уоллес, человек, едва ли не опередивший Дарвина, говорил, что естественный отбор мог снабдить дикаря мозгом, лишь немного превосходящим мозг обезьяны. Так что смотрите на вашу подружку как на обезьянку.

Не успел я возразить, как на сцене появилось новое действующее лицо: молодая негритянка, одетая в яркие тряпки, бросилась на Кляйна, крича что-то на непонятном языке. Перед лицом этой разъяренной фурии доктор сохранял поразительное хладнокровие. Не прошло, впрочем, и полминуты, как один из охранников набросился на нее и повалил. Кляйн отдал короткое приказание, и несчастную увели.

– Это, наверное, мать девочки, – растерянно сказал я.

– У примитивных народов, – ответил Кляйн, – не может быть материнского чувства в том смысле, который мы вкладываем в это слово, точно так же, как у них не может быть семьи или супружеской любви. Они живут в свальном грехе, все самки стада, как и дети, принадлежат главному самцу. Впрочем, это хорошо, что она подвернулась нам под руку, – давненько здесь не было представлений.

Последнее слово он выделил голосом, будто заключил в кавычки.

Что доктор Кляйн называл «представлением», мне было суждено узнать тем же вечером.

Все обитатели лагеря собрались на большой поляне у Лаборатории. Похоже, охранники насильно согнали сюда всех: большую часть толпы составляли жители деревни, но можно было заметить пигмеев и нескольких высоких и гибких девушек, разместившихся у самого крыльца.

Охранники выволокли женщину из клетки. Она была полностью обнажена, даже без набедренной повязки. Она что-то лепетала на своем языке, но ее быстро повалили и привязали к четырем заранее вбитым колышкам, растянув наподобие звезды или, если угодно, распятия.

Доктор Кляйн поднялся из кресла, туземцы упали на землю, подобно правоверным мусульманам на молитве.

Кляйн заговорил, и в его устах слова незнакомого мне языка звучали устрашающе, подобно грому. Он говорил недолго, и когда речь закончилась, двое негров притащили из Лаборатории большой кувшин, вроде тех, в которых негры держат пальмовое вино. Перевернув вверх дном, кувшин установили на живот распятой женщины, после чего закрепили, крест-накрест пропустив сквозь ручки две длинные палки, концы которых вогнали в землю.

Где-то забили барабаны. Единый крик вырвался из сотни глоток. Негры-охранники начали колотить палками по дну кувшина. Привязанная женщина истошно закричала. С ужасом я догадался, что происходит: это была старинная китайская пытка, о которой мне рассказывали когда-то.

Не знаю, сколько длилась казнь, – я хотел уйти, но не смог. Я знал, что эта женщина гибнет по моей вине, – и оставался до тех пор, пока она не дернулась последний раз, пока не метнулась в кусты перемазанная в крови крупная древесная крыса, пока не смолкли барабаны. Лишь тогда я смог оторвать глаза от «представления».

Доктора Кляйна уже не было на веранде, не было и его наложниц. Подавленный, я вернулся к себе.

Между тем в комнате меня ожидало еще одно…

(Текст не дописан, дальше следует отдельно вложенный листок, почерк не похож на тот, которым написана большая часть документов)

гибкая как кошка ласковая нежная обнимает охватывает будто сама тьма прижимает к своему сердцу упругие груди шелковые бедра одуряющий запах дикого зверя ее когти царапают оставляют борозды на моей коже лоно сочится влагой заглатывает мой пенис принимает поглощает сжимает втягивает проникаю в нее пронзаю насквозь погружаюсь в самые глубины до самого сердца тьмы впиваюсь зубами в черную плоть прорываюсь словно крыса в открытую рану под барабанный ритм крови в моих висках до самого последнего содрогания да да дааааа

(Два листа из блокнота Джозефа Уилларда)

…никаких сомнений: доктор Кляйн безумен.

Этой ночью я рискнул подобраться к клеткам, примыкавшим к Лаборатории. Мои худшие подозрения подтвердились: странные существа, сидевшие в них, не были ни людьми, ни животными. Цирковые уродцы, которых мы с Люси видели в «Дримленде», показались бы рядом с этими чудищами прекрасными, как римские статуи.

Отталкивающие, пугающие гибриды. Свиные уши на человечьей голове. Леопардовые пятна, оспинами покрывающие спину. Клыки хищных зверей, торчащие из-за полных негроидных губ. Мне даже показалось, что в одной из клеток я увидел пигмея, скрещенного с крысой, – то самое существо, размером с крупную кошку, которое прикончило бедную женщину.

Теперь все встало на свои места: разговоры про эксперименты на людях, презрение к гуманности, таинственная любовь к уединению. Даже то, что директор компании назвал Курта Кляйна «доктором Моро», было неслучайным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза

Царство Агамемнона
Царство Агамемнона

Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга».Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию сочинений Николая Жестовского – философ и монах, он провел много лет в лагерях и описал свою жизнь в рукописи, сгинувшей на Лубянке. Глеб получает доступ к архивам НКВД-КГБ и одновременно возможность многочасовых бесед с его дочерью. Судьба Жестовского и история его семьи становится основой повествования…Содержит нецензурную брань!

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза