Читаем Калейдоскоп. Расходные материалы полностью

Пустыня в панорамных окнах – как на ладони, гости «Дезерт-инн» лихорадочно напиваются в ожидании кульминации. Как это будет? Почувствует ли он толчок? Что сначала – далекий «бух!» или яркая вспышка на горизонте?

И вот – наконец-то! Барни кажется, все происходит одновременно – под ногами вздрогнул пол, в ушах громыхнуло напоминанием о Нактонгане, за окном распустился зонтик ядерного гриба – сияющий цветок, воплощенный чистый свет, абсолютная энергия, сила и слава. Вот оно, могущество нашей страны, вот она, наша победа над врагами, надежный заслон новым япошкам, гитлерам и проклятым коммунистам!

Барни вместе со всеми орет «ура!» и от полноты чувств целует полуодетую официанткув губы.

Через двенадцать лет, когда Барни будет выполнять свой долг в Европе, «Дезерт-инн» купит Говард Хьюз, эксцентричный миллионер, твердо задумавший привнести в Лас-Вегас респектабельность и потеснить гангстеров, которые когда-то создали этот город. Ну что ж, Хьюз преуспел – и вот результат: от старых добрых дней остались только названия, да и то не все. «Сэндз» снесли несколько месяцев назад – на его месте отвратительная стройка. Куда отправиться – в перестроенный «Стардаст»? В «Сахару», украшенную 27-этажной башней? Или все-таки во «Фримонт»?

Барни смотрит в зеркальце на таксиста – немолодой смуглолицый южанин, итальянец или латинос.

– Простите, – спрашивает Барни, – не знаете, как там «Фримонт»? Сильно изменился?

– Не знаю, – отвечает таксист с незнакомым гортанным акцентом.

– Давно в городе? – спрашивает Барни. – Откуда сами?

– Из Джорджии, – говорит таксист, – не из штата, из страны. Бывший Советский Союз.

– А, русский, – кивает Барни.

– Не русский, нет, – злится таксист, – джорджианец, грузин по-нашему.

– Да-да, – говорит Барни, – вы получили свободу от русских, я знаю.

Вот так мы и выиграли у них холодную войну, думает бывший агент Барни Хенд. Развалили их изнутри. Бомба фактически не понадобилась. Можно было их тут и не взрывать. Радиации меньше было бы.

Впрочем, чего уж там – радиация. Кто теперь разберет…

Барни всегда считал: эту борьбу за окружающую среду придумали в шестидесятых его коллеги из Москвы, чтобы ослабить американскую экономику, подорвать моральный дух страны, убедить американцев, что Атомная Бомба – мировое зло, а вовсе не великое достижение.

Как-то незаметно получилось: бомбардировка, ускорившая победу над Японией и спасшая жизни американских солдат, обернулась преступлением, едва ли не позором. Да, погибли мирные жители – но на войне всегда так! А разве наши солдаты хотели умирать? Разве мой отец – хотел? А теперь, значит, это мы перед японцами виноваты. Здрасьте-пожалуйста!

Вот и выходит, что в шестидесятые красные нас переиграли. Уж сколько лет прошло, даже их Союз развалился, а все по-прежнему твердят: ядерное разоружение, ядерное разоружение! Тьфу.

Барни вспоминает, как на борту «боинга», летевшего в Нью-Йорк, Кирилл сказал:

– Вас обманывают, как детей. Вас заставляют разоружаться. Вы спустили нам даже Прагу! Это позор, новый Мюнхен!

Барни кивал согласно. Да, он тоже так думал. Но что он мог сделать? Он был всего лишь рядовым этой холодной войны.

– А с нами так нельзя, – продолжал Кирилл. – С нами нужно давить, давить и давить! Атомная бомба – оружие свободного мира! Если бы не она, Сталин в сорок пятом захватил бы всю Европу!

– Этот подход у нас в Америке нынче не в моде, – сказал тогда Барни. – Впрочем, я из поколения, которое гордилось Бомбой. Даже любило ее.

– Это правильно, – серьезно кивнул Кирилл. – Бомба – это и есть настоящая реальность.

Слово «реальность» он произносил веско, словно с большой буквы – Реальность.

– Мы, русские, – продолжал он, – не понаслышке про это знаем. Настоящая Реальность – всегда гибель и уничтожение. На поверхности жизни – парады физкультурников, а в глубине – ГУЛАГ, подлинная материя бытия. Если вы позволите мне каламбур – за каждым спортивным кемпингом скрывается the camp, лагерь. В этом и разница между английским и русским: русский – язык последней правды, нам не понять друг друга.

Барни кивнул. Он уже успел зауважать Кирилла. На неплохом английском тот убедительно излагал свою легенду: он русский религиозный философ, бежал из СССР через Югославию с помощью британцев из посольства, теперь собирается в Америку. Будет там дописывать книгу об интеллектуальном крахе марксизма и осуществлении Истории как Божьего замысла. После смерти отца Барни не верит в Божий замысел, вообще не слишком-то верит в Бога, но про крах марксизма Кирилл излагает убедительно. Если бы Контора и MI5 не отрядили на это задание двух агентов, Барни мог бы даже поверить, что Кирилл – в самом деле философ. А так остается гадать – секретный физик? чекист-перебежчик? двойной агент?

И зовут его наверняка по-другому – зря, что ли, сам Барни назвался Джеймсом?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза

Царство Агамемнона
Царство Агамемнона

Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга».Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию сочинений Николая Жестовского – философ и монах, он провел много лет в лагерях и описал свою жизнь в рукописи, сгинувшей на Лубянке. Глеб получает доступ к архивам НКВД-КГБ и одновременно возможность многочасовых бесед с его дочерью. Судьба Жестовского и история его семьи становится основой повествования…Содержит нецензурную брань!

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза