Читаем Калейдоскоп. Расходные материалы полностью

Я тебе, Танья, знаешь, что скажу? Я столько лет в отделе аналитики проработал, и главное, что понял, – нет никакого смысла в этих деталях. Вот я русских все время встречаю – какой тут смысл? Шпионят они за мной, да? Кому я теперь нужен? Вот была бы ты шпионка и понимала по-английски: чтобы ты от меня сейчас узнала? Как мы ваших агентов ловили двадцать лет назад?

Знаешь, Танья, я иногда думаю, все было зря. Не только весь этот анализ, а вообще всё. Все эти шпионские игры, вербовки, перевербовки… Можно было вообще ничего не делать – вы бы сами скопытились. Вот, говорят, мы выиграли холодную войну – ну, у вас то есть выиграли. И люди из Конторы, я знаю, они считают, что без Конторы ничего бы не получилось, типа это все мы подготовили. А я на днях стал вспоминать: ведь никто из наших не ожидал, что всё так будет. Все были уверены, что это навсегда: мы, значит, с одной стороны, а красные – с другой. Как же это мы выиграли, если мы считали, что выиграть вообще нельзя? Ерунда получается. Это как если бы мой отец думал, что война с Японией – навечно.

Сколько мы всего делали – а оказалось, ни к чему! Секретные снимки, перебежчики, радиоперехват… а потом пришел Горби, и через шесть лет – хоп! – и нет больше советских. Я думаю, как Андропов ваш умер – у вас все наперекосяк пошло. Вот он был хороший генсек, серьезный мужик. Вообще, я считаю, страной должны управлять люди из спецслужб. Потому что только у них есть настоящее знание, только мы и понимаем, что к чему.

А в Штатах все наоборот. Я тебе скажу, я в Конторе тридцать с лишним лет отработал – с каждым годом становилось только хуже. Бюрократии все больше, бумажка – на каждый чих. Без согласования с Конгрессом – пёрднуть не смей. Я ведь после Сеула на Ближнем Востоке работал. Вся эта история с оружием, «Энтерпрайзом», иранцами – всё через меня. Ты молодая, не знаешь, небось. Хорошая была операция – мы, так сказать, поддерживали конструктивную оппозицию в Иране, продавали им оружие. А полученные деньги отправляли в Никарагуа, повстанцам, которые с красными воевали. Конгресс никогда бы не утвердил – одно эмбарго, другое эмбарго. А мы – хоп! – все через Израиль провернули. И дело не в деньгах, ты не думай, денег мы всегда могли найти – но иранцы в ответ одного из наших заложников отпустили. Парень, считай, к семье живым вернулся. Хорошо это? Хорошо. И сандинистам в Никарагуа мы жопу надрали – тоже неплохо, правда? А они раскричались – Ирангейт, контрасгейт! Тоже мне, The New York Times, демократы гребаные, либералы… приняли этот Акт дурацкий, ни охнуть, ни вздохнуть. Слава богу, я на пенсию ушел. Надеялся на тихую долгую старость, да. Опять же – романы писать, как Флеминг.

А вот хрен тебе, Барни. Ни романов, ни долгой, мать ее, старости.

Аж зло берет.

Слушай, Танья, принеси из холодильника водки, мы выпьем с тобой. Водка, водка, да, это слово ты понимаешь. Задница, скажу я, у тебя красивая. Как будет по-русски? Джоппа? Японское что-то. Ну да, у вас же Япония в заднице. А Европа, выходит, спереди.

Лед захвати, эй! Лед, лед! Ах да, русские пьют безо льда, нам говорили. Ну, на здоровье! Так у вас говорят, да?

Садись рядом, вот так, руку сюда положи, мне приятно будет. Знатные у тебя сиськи, я уже говорил. Как у Онор были в молодости.

Когда я ее в Сеуле встретил, сисек уже не осталось. Оно не заметно было, может, там протезы какие в лифчик подкладывают, не выкидывать же старые платья, правильно? Я не спрашивал, неудобно все-таки.

Я бы ее не узнал даже, это она меня окликнула. Я сидел в лобби «Хилтона», и вдруг она подошла и говорит: «Хенд, Барни Хенд!» – я аж вздрогнул. Я нервный тогда был – в Сеуле той осенью вообще было нервно, как раз вы этот гребаный корейский «боинг» сбили.

Ко мне тут год назад один псих приезжал. Как он обо мне прознал – понятия не имею. Бывают такие зануды: вобьют себе в голову всякую чушь, а потом начинают… анализировать. Как мои бывшие коллеги. Разрозненные детали, скрытые смыслы… смыслы, скажу тебе, Танья, очень легко образуются. Возьми три любых факта, свяжи между собой – вот тебе и триангуляция, вот тебе и смысл. Но в такие смыслы верить – совсем идиотом нужно быть. Лучше тогда уж в Бога, по старинке, как мой отец.

Я ведь тоже могу себе сказать, что полковник Зойд все специально подстроил: и туриста этого с фотоаппаратом, и стюардессу с сиськами. Мол, потерял ко мне доверие и решил избавиться. А можно и еще круче: мол, полковник Зойд был двойной агент и хотел вывести нас с Энтони из игры.

Чушь, правда? А я вот уже двадцать пять лет об этом думаю, как тот псих с корейским «боингом». Он мне говорит: вы работали в Сеуле в 1983-м, курировали аэросъемку и радиоперехват, вы должны мне сказать – это ведь был самолет-шпион? И, мол, Советы его только подбили, а сбили американцы, чтобы следы замести, сбили, говорит, хотя на борту были невинные люди.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза

Царство Агамемнона
Царство Агамемнона

Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга».Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию сочинений Николая Жестовского – философ и монах, он провел много лет в лагерях и описал свою жизнь в рукописи, сгинувшей на Лубянке. Глеб получает доступ к архивам НКВД-КГБ и одновременно возможность многочасовых бесед с его дочерью. Судьба Жестовского и история его семьи становится основой повествования…Содержит нецензурную брань!

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза