Калейдоскоп. Расходные материалы

– Тебе надо расслабиться, – говорит Бетти. – Может, закинемся как-нибудь в пятницу на опен-эйр? Я на двоих возьму.

Джейн качает головой:

– Не, я всего этого не люблю. Народу много, да и вообще… танцы – это не мое.

– Не глупи, – говорит Бетти, – что значит – не твое? Я тоже думала – не мое, а потом пошла на латино, и все получилось.

– Латино? – переспрашивает Джейн. – На опен-эйре?

– Да нет, в Брикстоне один парень учит танцевать румбу.

При словах «один парень» у Бетти загорается в глазах едва заметный огонек, и Джейн отворачивается, чтобы не думать о маме и тете Рите. Вместо этого она представляет Питера, вспоминает, как приятно засыпать, уткнувшись носом в мускулистое упругое плечо.

– Хочешь, вместе сходим? – говорит Бетти. – Народу мало, тебе понравится.

Ох, Бетти, Бетти… Джейн, улыбаясь, качает головой.

Проходит месяц. Клинические испытания вступают в решающую фазу. Однажды, проснувшись ночью, Джейн видит: голый по пояс Питер сидит за столом и при тусклом свете накрытой рубашкой лампы перепроверяет расчеты. До утра Джейн не может уснуть, ворочается с боку на бок, время от времени глядя на его широкую спину. Резинка подаренных ею модных боксеров «Кевин Кляйн» виднеется из-под джинсов: выглядит сексуально, но секса у них давно уже не было.

У самой Джейн тоже хватает работы: нужно мониторить состояние страхового рынка Восточной Европы, в будущем месяце компания открывает филиал в Москве – и Бетти едва не отправили туда на полгода ассистенткой директора. Еле отбилась: не, ты представь, там же холод, зима, водка и бандиты! И вот спорим – ни одного ночного клуба!

Джейн смеется. Лично она последний раз была в ночном клубе лет пять назад и вряд ли выберется в ближайшие десять. Да и не надо: сегодня вечером Питер обещал освободиться пораньше, сходят наконец в кино, как обычная пара мидл-класса.

Джейн уже выключает компьютер, когда секретарша на ресепшене переводит на нее входящий звонок: это Питер. Он звонит из приемного покоя, на заднем плане кто-то кричит, слышно плохо, Джейн разбирает только отдельные слова – ЧП, контрольная серия, внезапные осложнения – и понимает: кино опять отменяется.

– Ну и ладно, – говорит она в пустоту кондиционированного воздуха, – лучше поработаю.

– Еще не хватало, – откликается Бетти. – Ты уже компьютер выключила. Ну его на фиг, пошли со мной, а то снова досидишь до ночи, потом не уснешь.

– А куда ты? – спрашивает Джейн. – Опять на рейв?

– Нет, нет, – говорит Бетти, – какой рейв в четверг? Я в Брикстон, на свою румбу. Очень прошу, пошли вместе, а? Что ты все за монитором сидишь? Молодость бывает один раз, сама знаешь. Надо же и повеселиться!

Джейн думает, что один раз маминой молодости так затянулся, что, похоже, в их семье запас веселья израсходован на поколение вперед, – но тут Бетти корчит жалобную уморительную рожу, и Джейн становится страшно неохота снова включать компьютер с этими чертовыми таблицами. Она решительно кивает и вытаскивает заколку из волос.

«Один парень» оказался похожим на Питера – такой же высокий, мускулистый, поджарый, прямая спина, широкие плечи. Разве что без очков.

И еще – черный. Не смуглый, как латиноамериканцы, которых Джейн встречала в своем университете, а совсем черный, как уборщики у Питера в госпитале или растаманы, заходившие много лет назад к Марго.

Он сказал: меня зовут Эдуардо Фернандес. А меня – Джейн Харт.

Вот и славно, вот и начали.

Эдуардо вертит в руках CD, радужные блики вспыхивают на тонких серебристых окружностях. Слушай, девочка, говорит он, румба – это не танец для неженок и недотрог, белые девушки не умеют танцевать румбу, и уж тем более – англичанки. В тебе должна быть кровь черного континента, жар антильского солнца, сила карибских приливов – только тогда ты сможешь почувствовать, что такое румба.

Он берет Бетти за руку и ставит перед собой, точно какой-то неодушевленный предмет, манекен. Бетти и в самом деле едва шевелится – только все гуще багровеет румянец на щеках.

– Сколько раз я тебе объяснял, – говорит Эдуардо, – все очень просто. Мужчина следует за девушкой, словно стараясь прижаться к ней бедрами, а девушка, словно играя, отодвигается, избегая касания.

В объятиях огромного Эдуардо худенькая Бетти кажется фарфоровой куклой – белоснежной, хрупкой, лишенной всякой жизни. Она движется, как марионетка, – скованно и неловко.

– В этих двух «словно» – вся суть румбы, – продолжает Эдуардо. – Она похожа на преследование, на нападение, на угрозу изнасилования – но эта угроза никогда не сбывается.

Он отпускает Бетти, и она, как в забытьи, пятится еще на несколько шагов, пока не упирается в кирпичную стену подвала.

Эдуардо вставляет диск в проигрыватель и протягивает Джейн руку:

– Хочешь попробовать?

Джейн кивает. Ей нравится Эдуардо, и ей смешно, что Бетти – веселая, заводная Бетти – так растеряна и подавлена. Ха, думает Джейн, да она влюблена как школьница!

Эдуардо улыбается, и Джейн улыбается в ответ. Самоуверенный самец, уж на нее-то его чары не подействуют.

Джейн протягивает руку, и Эдуардо нажимает кнопку плеера.