Калейдоскоп. Расходные материалы

За то время, что я сюда езжу, прошло двадцать лет. Два поколения сменилось.

Из машины Дина еще раз оглядывается на байкеров, и Джек спрашивает:

– Нравятся мужики в коже? Если что, могу свозить на Кастро, там таких много.

– Да нет, – Дина скидывает туфли и поджимает ноги. – Я в Америке вообще – как внутри кино. Даже свет у вас здесь такой – контрастный… как на хорошей кодаковской пленке. Так вот, когда железный занавес упал, мы все смотрели кучу видео – и блокбастеры какие-то, и классику, и всякую лабуду. И в каждом третьем боевике категории Б обязательно была вот такая банда байкеров.

Она одергивает юбку, и Джек отводит глаза.

Любуется, думает Дина, но виду не подает. Ну да, тут теперь сплошная политкорректность и борьба с харрасментом. В Москве бы я к малознакомому мужику в машину так легко не села – да и знакомый меня бы уже десять раз облапал. Мы-то думали, что Америка – страна сексуальной свободы и разврата, а у них тут все очень целомудренно.

Даже приятно, с непривычки-то.

– Я про байкеров «Беспечного ездока» смотрел, – говорит Джек, – но помню только, как они кислоту жрали.

– Ага, – кивает Дина. Она не уверена, что видела «Беспечного ездока», а может, просто не помнит английского названия.

– Был момент, когда «Ангелы Ада» и Веселые проказники выступали вместе, – говорит Джек. – Я думаю, постепенно мы придем к мысли, что все, кто выступает против государства, должны объединиться.

– Круто, конечно, против государства, – говорит Дина, – но мы вот в России пожили без государства десять лет.

– И как?

– Нам не понравилось. Бандиты. Нищета. Беспредел. Врачи и учителя не получают зарплату и все такое.

– Со временем частный бизнес решил бы эти проблемы. Благотворительность и все такое.

– Знаю я этот частный бизнес, – ухмыляется Дина, – и эту благотворительность. Чисто чтобы без пошлины товары ввозить.

– Просто у вас в России не было психоделической революции.

– Почему? – говорит Дина с обидой. – Была, но на тридцать лет позже, в моем поколении. У меня лет пять назад приятель был, дока по этой части, мы с ним много чего перепробовали: кислоту, грибы, DMT…

Стоит упомянуть Митю, Дина сразу понимает, что Джек похож на него. Такие же светло-голубые глаза, тонкие запястья, бледные губы… и «ливайсы» с футболочкой, куда же без них. Накурившись, они смотрели американское кино – и вот теперь она в самой настоящей Америке с Митиным двойником, и никак нельзя воспринять эту страну как реальность: закусочные у дороги, фастфуд, байкеры, скоростные шоссе… не хватает только саундтрека и гнусавого голоса переводчика.

– Ну значит, твои дети будут готовы заниматься благотворительностью через тридцать лет, – говорит Джек.

– Если мы все за эти тридцать лет не вымрем, – отвечает Дина. – Без медицины, я имею в виду.

– Благотворительность – это такое дело… – говорит Джек. – Как тебе объяснить? Ты вот пробовала «экстази»?

Дина качает головой. «Экстази» появился в Москве, когда она уже бросила Митю и только в гостях у продвинутых подруг видела упоминания нового модного наркотика в ярких молодежных журналах, где крохотные нечитаемые буковки лепились поверх радужных, имитирующих кислотный приход, узоров.

– Да ты что! – говорит Джек. – Я постараюсь раздобыть вечером.

– Давай, – отвечает Дина: она столько лет не принимала наркотиков, почему бы не вспомнить молодость?

– Знаешь, как работает «экстази»? – объясняет Джек. – Вот под кислотой ты понимаешь, как устроен мир. Что мы все едины, космос нас объединяет и баюкает, наверху как и внизу и всякое такое… а под МДМА, ну, под «экстази», ты понимаешь свою персональную ответственность за этот мир.

Что-то новенькое, думает Дина. Все мои знакомые любители веществ как раз отличались полной безответственностью.

– Если однажды попробовал «экстази», – продолжает Джек, – ты уже не можешь делать говно, не можешь быть говном. В колледже мы читали всяких французских писателей, которые говорили, что нас формирует наш выбор. Это верная мысль, но чисто интеллектуальная. От головы. Вот я буду поступать плохо и от этого стану плохим. А на самом деле ты физически чувствуешь, что когда делаешь плохо, питаешь этим то плохое, что в тебе есть. И тебе не надо сдерживаться, чтобы не делать говна: ты просто не хочешь делать говна, потому что не хочешь быть говном. И делаешь хорошее, потому что от этого сам делаешься лучше.

Какая-то утопия, думает Дина. Если бы все было так просто – мир бы давно стал другим.

– Понимаешь, – продолжает Джек, – для девяностых экстази – то же самое, что кислота для шестидесятых. Вместо прорыва на ту сторону – взаимопонимание и единение. И рейвы, конечно, это продолжение традиции кислотных тестов.