Калейдоскоп. Расходные материалы

Они многого не знают.

Два года назад мы с женой видели в Сан-Франциско прогулку детского сада. Детишки лет трех-четырех и молодая воспитательница. Она им что-то рассказывала, а потом затеяла бег наперегонки. Построила малышей и должна была подать сигнал.

Они стояли вдоль стены. Кто-то ковырял сандаликом землю. Кто-то дергал соседку за косичку. Кто-то засунул палец в нос. На фоне модной, бурой, кирпичной стены.

Мы с женой посмотрели друг на друга – и даже ничего не сказали, так нам стало страшно. Мы же не американцы. Мы, когда детей ставят в шеренгу вдоль кирпичной стены, всегда об одном и том же думаем, и ничего с этим поделать нельзя.

Вечернее небо над Сан-Франциско напоминает телевизор, включенный на мертвый канал.

– Вот это – редкий район, уцелевший в великом землетрясении 1906 года, – объясняет Джек. – По-настоящему старые дома – ну, по местным меркам. Их все скупил в семидесятые мужик на деньги, заработанные на кокаине. Вложился то есть в недвижимость.

– А до этого, как твои друганы, ждал, пока объявят легалайз и он возьмет весь рынок? – ехидничает Дина.

– Ладно тебе, – говорит Джек. – На самом деле это не смешная история. В шестидесятые много народу верило, что вот-вот траву разрешат и запрет – это как прохибишн, временная ошибка. А потом кого пересажали, кто перешел на всякий жесткач, кто завязал… короче, это была такая серая зона, в которой не удавалось долго удержаться.

– Как у вас нынче, – говорит Дина. – Вот придумаете вы свою криптовалюту, и ее запретят… будете вы, как драгдилеры, ждать, что правительство передумает, пока вас всех не пересажают.

– Да нет, – смеется Джек, – это совсем другое дело. Мы сейчас их всех за яйца держим, чего они нам сделают?

Интересно, думает Дина, зачем он шатается со мной весь день? Ведь даже не пристает толком – хотя, может, пристает, а я не замечаю? Или ему просто любопытно – русская туристка, девушка из экзотической страны? А он – такой чичероне, знаток всех секретных мест Района Залива.

– Заедем сейчас к дилеру, – говорит Джек. – а потом я знаю один бар, посидим там, подождем, пока Пол подтянется – я ему на пейджер скинул адрес.

– Удивительно, что вы все с пейджерами, – говорит Дина. – В Москве даже я уже себе купила мобильный.

– Да здесь покрытие плохое, – кривится Джек, – горы же кругом. И GSM как формат лучше, чем DAMPS, это все знают.

Импозантный бармен с двумя колечками в носу, телевизор беззвучно передает новости CNN.

– О, русская! – говорит бармен. – В прошлом году у меня были русские, двое, приехали из Лондона, все такие прикинутые: пиджак от «Ямамото», штаны Comme des Garçons, но уже без денег. Собирались не то в Мексику, не то в Непал, зависали здесь неделю. Отжигали жестко, по полной оторвались.

– А потом куда делись?

– Говорят, отправились куда-то через Большой Барьерный риф, кажется, в Катманду, – говорит он. – Сразу видно – люди героической судьбы. Уважаю.

Дождавшись, пока бармен отвернется, Джек протягивает Дине капсулу – и она вспоминает, как, собравшись отсыпать из пакетика порошка, дилер Паоло спросил своим высоким голосом: Тебе потанцевать или?.. – а Джек ответил: не, мне без спидов сегодня.

– Скажи, – шепотом спрашивает Дина, – его зовут Паоло или Паола?

– Не знаю, – удивляется Джек, – а что?

– Ну, в смысле, это мужик или тетка?

– Я не спрашивал, – пожимает плечами Джек. – Может, транс, не? Мне вообще-то без разницы, главное, стаф у него чистый. А так – боди-модификейшн сейчас в тренде. Татуировки там, пирсинг… ну, и пол можно сменить.

– Тоже сравнил, – говорит Дина. – Одно дело – пупок проколоть или язык. А пол менять – по-моему, дикость.

– Может, наоборот – прорыв к абсолюту?

– Нет, для абсолюта слишком мелко. Сугубо личное дело. Для него нее, может, и прорыв – а настоящий абсолют должен быть для всех.

– Ладно уж. Глотай – и будет тебе через час абсолют для всех.

– А не рано? Может, лучше прямо в клубе?

– Не, там обыскивают при входе. Лучше прийти уже подготовленными. Туда десять минут ходу, успеем дойти, как зацепит.

Дина вертит в руках квадрат фотографии и думает: смешная получилась картинка, совсем не похожая на те, из автомата в Сочи, которые мы делали с Митей когда-то. Эти картиночки… спецэффекты… словно мы с ним внутри мультика.

Ненастоящая страна. Мультяшная. Как из телевизора.

И люди тоже – ненастоящие. С этим их Интернетом, бодимодификейшеном, сменой пола. Ненастоящему человеку легко менять себя, потому что мир вокруг мягкий, податливый. Мир тебя не меняет, миру на тебя наплевать. А у нас в России все силы уходят, чтобы хоть как-то выстоять. Сохранить себя в мире, который и сам меняется, и тебя норовит обстругать, как карандаш в точилке.

Но, может, это так Господь проявляет свою любовь? Выдает нам уникальный опыт страдания, выделяет из других народов?

Впрочем, что это я? Какое еще страдание? Моему-то поколению, считай, повезло – ни войн, ни тюрем. Мы даже кризис пережили – а уж как все напугались!