Калейдоскоп. Расходные материалы

Серебристый свет включенного на mute телевизора заливает их переплетенные тела, играет на влажной коже, на полуоткрытых губах, на захлестнувших подушку волнах волос. Острые коготки, впору иной райской птице, вспарывают кожу спины, острая, пряная боль мешается с приближающимся наслаждением, торопя его, подгоняя, словно всадница – шпорами.

Впивается поцелуем, всего на мгновение, больше не хватает дыхания – но и мгновения достаточно, чтобы она в ответ выплюнула в его рот свой стон, свое долгое ооооо! округлое, как кольцо губ, туго напряженных в преддверии кульминации. До последнего мига он не закрывает глаз – телевизионный свет мерцает на двух в схолмиях грудей, на округлившихся розовеющих щеках, теряется во мраке рта, распахнутого той самой буквой О, графическим эквивалентом звука, вырывающегося из внутренней тьмы.

Потом все взрывается, как всегда, одновременно: в его напряженном органе, замершем в той, другой влажной тьме, где-то бесконечно далеко внизу; и в тот же миг – в голове, внутри лба, чуть выше переносицы… мгновенная, острая вспышка, низводящая их вспотевшие обнаженные тела до подсобных инструментов, пригодных лишь для того, чтобы доставить его в это мгновение, в ослепительную, мимолетную персональную вечность.

Они лежат, неловко обнявшись, и телевизионный экран отражается в ее зрачках, все так же мерцая, переливаясь, вспыхивая огоньками, и он уже медленно погружается в сон, когда женское тело рядом с ним вдруг напрягается, и до него доносится встревоженный, чуть охрипший, но все еще нежный голос: смотри, смотри, что там происходит! – а потом включается звук телевизора, и История врывается в их гостиничный номер взволнованной интонацией диктора.

29 2000 год Душевая Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна

Гэри Розенцвейг, профессор кафедры истории в Сити-колледже, был совершенно счастлив в своем первом и единственном браке. Никто не понимал, что здесь всего удивительнее: то, что это был счастливый брак, или то, что первый. Ведь у Гэри было всё, чтобы выплачивать алименты как минимум двум разным женам, живущим в противоположных концах Манхэттена: он был носат, лысоват, близорук и, кроме того, обрезан, что только увеличивало его сходство с Вуди Алленом.

Возможно, дело в том, что с внешним видом Гэри и его профессией платить алименты или, скажем, страдать от неразделенной любви было бы такой же тавтологией, как бояться смерти или ходить к психоаналитику.

А посудите сами: зачем ходить к аналитику, если ты совершенно счастлив в своем первом и единственном браке, а твоя жена Тамми – настоящая азиатская красавица с длинными ногами, узкими бедрами, упругой маленькой грудкой и умением легко говорить почти без акцента на любую тему, от шестидесяти четырех традиционных китайских способов расколошматить антикварную вазу династии Мин до современных компьютерных технологий?

– Когда в прошлом году все говорили про «миллениум баг», – сказала Тамми, – я все время представляла себе такого жучка с тысячей ног… как это? «стороконожка»?

– Сороконожка, – поправил ее Оливер и подмигнул Гэри.

Оливер был школьный друг Гэри Розенцвейга. Они подружились в тот год, когда Оливер засунул Гэри в ланч-бокс живого паука, а после того как Гэри упал в обморок, любезно отвел одноклассника к медсестре, чтобы прогулять географию, в которой никогда не был силен.

Интересно, подумал Гэри, Оливер подмигнул мне, потому что вспомнил, что я боюсь насекомых больше, чем правоверный еврей – свиной кости в молочном супе? Или просто так, от полноты дружеских чувств? Проклятье, вот еще одна загадка, которую мне не суждено разгадать!

Глядя на Оливера, Гэри всегда повторял, что богатым быть лучше, чем бедным, всего лишь с финансовой точки зрения. Это немного примиряло с тем, что к своим сорока Оливер достиг столь многого, что мог позволить себе роскошный дом на побережье Калифорнии и бурную личную жизнь с девушками самых разных национальностей, этносов и рас: во всяком случае, на каждой новой встрече Оливер появлялся с новой подружкой.

Сначала была Конни, стройная англосаксонская протестантская блондинка с высокими скулами. Поговорить с ней Гэри не удалось, потому что она могла сосчитать до двадцати, только напрягаясь изо всех сил и обязательно сняв туфли.

Потом была Лина, этническая кореянка. Она была из России, поэтому на корейском не знала ни слова, зато на чистейшем русском языке на память шпарила цитаты из Ленина. Оливер сказал Гэри: гляди, чувак, азиатки – это нечто, тебе обязательно надо попробовать. Гэри тогда безнадежно кивнул и подумал: «Без шансов», – потому что до встречи с Тамми оставалось еще полгода.