Калейдоскоп. Расходные материалы

Через два часа я позвонил в дверь трехэтажного дома на Смит-стрит. В щелку выглянул крупный мужчина с маленькой головой и чрезмерно широкими плечами.

– Мне надо поговорить с Лу, – сказал я и добавил: – О вчерашнем налете.

Громила сказал: «Входи» – и распахнул дверь. Мне не понравилось, как он на меня смотрел – с деловитостью лесоруба, прикидывающего, куда свалить дерево.

Я кивнул ему, прошел по тускло освещенному коридору мимо двух запертых дверей. Третья внезапно открылась, и высокий светловолосый человек довольно бесцеремонно ткнул мне пистолетом в бок.

– Заходи, – сказал он с легким незнакомым акцентом.

Я вошел. На столе стояло несколько пустых бутылок пива, два колченогих стула подпирали грязные стены. Девушку, сидевшую на третьем, я узнал не сразу.

– Салли, – засмеялся я, – что ты с собой сделала?

– Сходила в парикмахерскую, – ответила она.

Голосок ее сегодня уже не казался таким милым, да и опухшее от слез лицо сильно проигрывало по сравнению с нашей первой встречей. Но главное, что делало ее не похожей на себя, – ярко-рыжие волосы, точь-в-точь того же цвета, что у сестры.

– Вы их перепутали? – спросил я блондина. – Я все не мог понять, зачем вы похитили именно ее, а теперь понял. Две девушки зашли в парикмахерскую, блондинка и рыжая. Кто-то доложил об этом Лу, и ваши громилы поехали за рыжей Филис. И когда на улицу вышла рыжая девица, ее сунули в машину и только здесь разобрались, что к чему.

– Чертова Филис! – крикнула Салли. – «Я сделаю из тебя настоящую женщину, милая!» Завтра же уеду домой! Это не город, а Содом и Гоморра! Права была мама…

– Заткнись, – прервал ее мужчина и добавил, левой рукой показав мне на стул: – Сядь.

Пистолет в его правой все еще смотрел на меня. Я сел, прикидывая, успею ли сбить его с ног, если прыгну, или все-таки схлопочу пулю еще в воздухе. Второй вариант выглядел менее предпочтительным, но куда более вероятным. Поэтому я остался сидеть.

Салли тихо заскулила.

– Меня послал Витторио, – сказал я. – Послал на разведку, потому что я – новый в городе, вы меня не знаете. Но я не дурак ради Витторио подставляться, я бы лучше с вами сам договорился.

– О чем? – спросил мужчина.

– Я кое-что знаю про вчерашний налет на склад. И готов рассказать. Но сначала отпустите девушку. Не могу разговаривать, когда рядом рыдают.

– Привыкай, – сказал мужчина. – Война – это всегда женские слезы.

Я разозлился и ответил:

– Войны я видал побольше твоего, а слез не выношу.

– Как хочешь, – пожал плечами мужчина и крикнул в открытую дверь: – Дикки! Обыщи джентльмена и унеси куда-нибудь эту шлюху!

Новый взрыв рыданий был ему ответом.

Громила Дикки обыскал меня, шустро лишив револьвера и фляжки. Передав их своему напарнику, он поднял Салли в воздух, даже не отвязывая от стула, и, не обращая внимания на крики, унес куда-то в глубину дома. Я надеялся, что ничего плохого с ней не случится.

На то, чтобы прикончить фляжку, нам понадобилось минут двадцать. Собеседником моим оказался тот самый Ник-Турок, правая рука Лу Старетта. В лице его и впрямь было что-то азиатское, хотя я никогда не слышал о светловолосых турках. Именно ему принадлежала идея похитить Филис, чтобы вынудить Витторио к переговорам.

– Лу не нужна война, – объяснил Турок. – Билли Тизл дружит с нами против ирландцев и итальянцев, а если они перебьют друг друга, Старетту не выстоять одному: его выкинут, и старик Абрахам Джей обратно заберет городок себе. О'Лири сам полез в бутылку, вот Тизл и наехал на его склад, чтоб О’Лири приструнить. Сейчас итальяшки считают, что настало время добить О'Лири, раз даже полиция против него! Витторио наверняка уже спланировал наступление. Надо было остановить его любой ценой – и мы этого добились.

– А если я скажу, что полиция не имеет отношения ко вчерашнему налету? – усмехнулся я. – Что убитый коп ел у Витторио с руки, его специально взяли с собой и грохнули, чтобы подставить Билли Тизла?

Турок посмотрел на меня с уважением:

– Твоя идея?

– У меня еще много идей, – ответил я. – Убери пистолет и давай поговорим.

– Мой дед был офицер, и мой отец был офицер, – говорил Турок. – Оба погибли, один на Кушке, другой – в Японскую. Я двух Георгиев получил на прошлой войне! Я офицер, потомственный профессионал войны! И что же? Мать умерла от тифа, сестра бежала из России, прихватив лишь самое необходимое. Мы с ней в Париже открыли русский ресторанчик, но Париж… Париж переполнен русскими ресторанами, и наш прогорел. Сестра пробовала преподавать музыку, языки и тому подобное, но куда там! Мы едва сводили концы с концами. Она умерла в двадцать пятом, я подался в Америку, в Нью-Йорке сошелся с бутлегерами, перевозил канадский виски. А почему бы и нет? Разве весь мир не взирал с равнодушием на то, как у нас отнимают все – жизнь, родину, богатство?

– Подожди, – я перебил его, – я думал, ты из Турции или откуда-то еще из Азии…

– Я же сказал – я из России, – усмехнулся Ник, – а Ник-Турок – потому что сократил свои русские имя и фамилию. Меня звали Никита Туркевич, ты и произнести не сможешь.

Я кивнул и спросил:

– Как же ты попал из Нью-Йорка в Гоневилл?