Это надо понимать для того, чтобы понять одну историю, которую рассказал Пророк. Это история про человека, страдавшего от жажды. Он шел по пустыне и очень хотел пить. И вот увидел заброшенный колодец. С риском для жизни человек спустился в колодец и напился воды.
Жажда прошла. И тут он увидел собаку, которая грызла влажную землю рядом с колодцем. Она тоже мучилась от жажды.
Человек вздохнул и снова полез в опасный колодец. Ухитрился снять башмак, зачерпнул воды и в зубах этот башмак с водой достал из колодца. И дал попить собаке. Вот такая история. Слушатели удивились. Милосердие тогда вызывало изумление, это была редкая добродетель. И странная.
Они стали спрашивать, зачем человек так поступил. Собаки нечистые и опасные. А Пророк ответил, что собаки и вообще все живые существа тоже хотят пить. И страдают от жажды. В точности как люди. Понимаете? И надо жалеть все живое, созданное Великим и Милосердным.
Это очень древняя история. Чтобы ее понять, надо знать, как жили тогда люди. Но способность залезть в колодец и зачерпнуть башмаком воду сделала людей людьми. Тот, кто не понимает эту историю, не имеет связи с Источником. С Источником, который находится на Небесах, – более ничего о нем нельзя сказать.
Если вы заметили, что человек бессердечный, это не значит, что у него нет мышцы, которая качает кровь. Есть, конечно. У него нет духовного сердца, истинного сердца, которое связывает нас с Богом. И такой человек искренне не понимает чужих страданий и чужой жажды или боли.
Он может быть умным и образованным. Может давать правильные на вид советы. Осуждать тех, кто грызет влажную землю от жажды или лезет зачем-то в опасный колодец, чтобы кого-то напоить – это так глупо и непрактично!
Вот эти люди лишены связи с Высшей Силой, какими бы разумными ни были их слова, от них веет холодом и смертью. Вместо духовного сердца у них черная дыра. Пустота.
А в пустоте поселяются джинны и шайтаны, темные сущности. И рано или поздно бессердечный человек будет совершать злые поступки, перейдет в отрицательное поле.
Если суждения человека по форме правильные, но в нем нет ни капли жалости или сочувствия, это человек без духовного сердца. Он оставит вас в трудную минуту погибать от жажды.
Но и сам познает жажду однажды, потому что нет у него колодца и Источника. И никто не принесет ему воду в старом башмаке…
Я была совсем маленькой; поэтому не знаю причину. Но садик был закрыт и не закрыт. Самоизолирован. Мои родители были врачами, и они работали в те дни. А меня отводили в садик. Совершенно пустой садик, без детей. Все дети вместе с родителями были на карантине. А мои мама и папа обязаны были работать. Такие были странные дни.
Я утром приходила в пустую группу. За мной смотрела злая няня Раиса Ивановна. Это дети так называли эту няню – злая. Она била детей и могла кашу за шиворот напихать, если плохо кушал.
Я приходила, надевала сменные сандалики и смирно сидела на стульчике с хохломской росписью. Я была очень маленькая, стульчик мне был велик. Может, года три или меньше мне было. Сидела и тихонько играла медвежонком или рассматривала карточки детского лото: обезьянка, котик, ежик… Или складывала круглую мозаику. А потом няня по фамилии звала меня – «кушать». Нас всех звали в садике по фамилиям.
Это были печальные и тоскливые дни, я помню. Потом я раскладывала раскладушечку, доставала из полосатого мешка постель и ложилась – это был дневной сон. Я не спала. Я разговаривала с ангелом во время дневного сна. Это было хорошее время. Для ангела и для меня.
Няня знала, что я тихая девочка. Никаких проблем. Сначала она была грубая. А потом стала добрая. Наверное, ей тоже было одиноко и страшно в пустой группе. И она стала ставить стул рядом с моей раскладушечкой. Сидит и чай пьет из граненого стакана с противным печеньем.
Мы так и проводили дневной сон. Я лежала и с ангелом говорила. С закрытыми глазами, молча. А няня пила чай молча в полной тишине. Рядом с моей постелькой.
И потом злая няня Раиса Ивановна сказала мне «Анечка». Так и сказала: «Спи, Анечка, не бойся!» И похлопала по одеялу. Она стала добрая, потому что боялась. И, наверное, ей стало жалко меня. Она потом даже не заставила меня допить теплое молоко.
Мы были вдвоем в пустой группе.
И ангел был с нами. Он говорил, что все хорошо будет. И я это сказала няне – пусть тоже знает. И няня покивала головой; да. Может, она тоже видела или слышала моего ангела?..
А потом я не помню, как все наладилось. Дети пришли, крик, шум, кто-то описался, кто-то давится кашей, кто-то ревет… Воспитатель кричит, и няня бьет по затылку непослушного ребенка. Пахнет горелой кашей и морковной запеканкой. И музыкальный работник играет на расстроенном пианино…
А меня злая няня не обижала. Так, по мелочи бывало. И звала по фамилии, как всех.
Но она помнила карантин. Я это знала. И иногда она подходила ко мне во время дневного сна. Просто так, чтобы поправить одеяло. И постоять рядом минутку. Может, она слышала ангела?