Календарь ма(й)я

Идея с участием профессора его немного воодушевила, и забрезжила слабая надежда на благополучный исход их затянувшегося приключения.

– Это, конечно, хорошо, но слишком долго! Мы что, будем сидеть сложа руки и ждать Юриного деда? Это же не просто девять дней, а девять дней в обратную сторону! – сказала почти успокоившаяся Лена.

– Самое ужасное не это, – покачал головой Юрасик, – а то, что у нас в доме снова будут похороны.

– А у меня снова будет тот ужасный день рождения, – тоскливо проговорила Лена.

– Почему ужасный? – спросил Юрасик.

– Потому что все о нем забыли. И я сама забыла. Работала, как всегда. Да еще садик был закрыт после праздников, и младшие остались дома. Вот я закрутилась и забыла. Вспомнила только четырнадцатого.

– А когда у тебя день рождения? Тринадцатого?

– Ну да.

– Что? Тебе тринадцатого мая тринадцатого года исполнилось тринадцать лет? – восхитился Глеб. – И учишься ты в тринадцатой школе. Ты везучая!

– Да уж, невероятно везучая. Особенно если учесть, что тринадцать мне исполнится два раза подряд. Ладно, пора мне, – вздохнула Лена, поднимаясь. – В больницу к маме поеду. В шесть двадцать автобус на Абинск идет.

– Я тоже пойду. – Юрасик встал из-за стола. – У нас, наверно, уже все разошлись. Сейчас бабушка начнет звонить.

– Подождите, я с вами, – поспешно сказал Глеб, но тут же пожалел о своем порыве. И чтобы гости не подумали, что его устраивает их общество и не хочется с ними расставаться, он пробурчал в своей обычной манере: – За молоком пойду. Мое-то все истратили. Ждите здесь, я переоденусь.

– Прошла депрессия, – негромко сказал Юрасик Лене, когда Глеб вышел из кухни. – Здорово, правда? А ты идти не хотела.

– Да ладно, не было у него никакой депрессии, – шепотом отозвалась Лена. – У эгоистов депрессии не бывает, потому что они любят только себя.

– А ему больше некого любить, – заметил Юрасик. – У него никого нет.

15 мая 2013, среда

На уроке труда мальчики делали детскую мебель – маленькие стульчики со спинкой. Все детали они выточили на предыдущих уроках, а сегодня им нужно было собрать конструкцию воедино. Глеб работал за своим верстаком сначала нехотя (как будто интересно делать все по два раза!), но постепенно увлекся и исправил ошибку, из-за которой стул в прошлый раз получился кривым и неустойчивым. Он поставил готовое изделие на пол, полюбовался им и даже опробовал, осторожно присев на сиденье. Потом взял шкурку и стал тереть плохо зачищенные места.

У Юрасика, наоборот, ничего не получалось. Он постоянно ронял деревянные заготовки, путал инструменты и вдобавок занозил палец, вставляя переднюю ножку стульчика в паз. Вскрикнув от боли, он подумал с досадой, что наступил на те же грабли. Если бы вспомнил вовремя, что в прошлый раз посадил занозу, этого можно было избежать! Юрасик постарался припомнить, что еще опасного было на уроке труда пятнадцатого мая. Тут учителя позвали из коридора, и он вышел. В мастерской сразу же поднялся шум. Ученики побросали работу и сгрудились у одного верстака, где баламут Мухин давал бесплатный концерт, пародируя учителя труда. И Юрасик вспомнил, что будет дальше. Сейчас Мухину надоест кривляться, он прицепится к нему, Юрасику, начнет отпускать разные шуточки, а мальчишки будут гоготать как полоумные. Кроме того, этот баран сломает его хлипкий стульчик, наступив на него ногой.

Чтобы не допустить повторения ситуации, Юрасик решил выйти из класса и подождать возвращения учителя в коридоре. Но не успел. Мухин заметил, как он неуклюже пробирается через все верстаки к выходу, и в два прыжка преградил ему путь. Глеб оторвался от своего занятия и взглянул в их сторону. Он тоже помнил ту безобразную сцену, когда Мухин и компания глумились над Карасевым, а потом схватили его яркий рюкзачок и принялись играть им, словно волейбольным мячом. А Карасев, жалкий и неповоротливый, кружился между ними и просил вернуть его портфель, чем вызывал еще больший смех и гнусные остроты своих мучителей. И сейчас, судя по всему, все повторится. «Ну почему он позволяет так с собой обращаться? – подумал Глеб, глядя, как щуплый Мухин наскакивает на Юрасика. – Он же явно сильнее. Врезал бы ему разок между глаз. Ох уж мне эти шахматисты!»

Глебу совершенно не хотелось вмешиваться. Он же не Бэтмен, заступник всех обиженных и оскорбленных! Каждый должен уметь постоять за себя. Кто виноват, что Карась такой тюфяк и слюнтяй?

Измывательство над Юрасиком набирало обороты. Его рюкзачок уже оказался в руках злорадно хохочущего Семака.

– Отдай! – воскликнул Юрасик, и его жалобный голос резанул Глеба по сердцу. Он крепко сжал в руке ножку готового стульчика и вышел из-за верстака.

– Эй вы, уроды, быстро отдали рюкзак, – спокойно, но решительно произнес он. Мухин, Семак и Загоркин в изумлении оглянулись – в первый раз за шесть лет за Юрасика кто-то вступился.

– Ты чего, Елизаров, заболел? Это же Карасев. Какое тебе до него дело? – сказал Мухин. – Радуйся, что тебя никто не трогает.