Крыскина меня не любит. За устойчивость к чарам и пренебрежение прелестями. Была у нас полупикантная ситуация в начале знакомства, но я не поддался. В вежливой, но тем более оскорбительной форме. Девушки такого не прощают. Ее сильно должно было припереть, чтобы вот так обратиться.
– Он пропал.
– Кто?
– Мой талант. Он на тебя не действовал, но я всегда…
Я, сделав небольшое усилие над собой, посмотрел на Крыскину пристально. Ничего. Провинциальная профурсетка не первой свежести. Ботокс и силикон, подтяжка и глауронка. Аура звездного блеска, маскировавшая мелкие детали, поблекла, открыв слишком крупные поры лица, близко посаженные бегающие глазки и увядшую кожу на шее.
– Я не знаю, что делать! Кто я без таланта?
«Обычная тетка», – мог сказать я ей. Но не сказал.
– А я тут при чем?
– Мастер. Он исчез! Я не знаю, как это случилось. В квартире бардак, белье из шкафа вывернуто, раскидано. И его нет. А я как будто спала! Ничего не могу вспомнить! И талант мой пропал!
Она схватила меня за куртку и затрясла.
– Ты знал про него, ты откуда-то знал! Ты сволочь, конечно, но… Скажи мне, умоляю – куда он делся? Где его искать? Я никто без него!
Ну да, я сволочь, факт. Карлика мне не жалко ничуть, но перед Крыскиной немного неловко. Лишил, понимаешь, женщину ее маленького бабского счастья.
– Да вернется твой недомерок, – сказал я не очень уверенно.
Ну не съест же его Вассагов?
– Правда? – спросила с надеждой Крыскина.
– Чтоб мне микрофоном подавиться!
– Спасибо! – Она порывисто обняла меня, обдав тяжелым приторным запахом парфюмерии. – Спасибо, Антон! Я не забуду!
– Не за что, – мрачно ответил я.
Потому что действительно было не за что.
Аэлита достала из сумочки зеркальце и, озабоченно поправляя макияж, отправилась восвояси. Ждать и надеяться, полагаю. Я задумчиво смотрел ей вслед и увидел, как за ней, резко сменив курс, свернули в переулок трое молодых людей. Мне не понравилось, как они это сделали.
Когда я подошел к углу, они уже остановили Крыскину, окружив и прижав к стене.
– Гля-кось, какая пукла! – сказал один из них, неприятно посмеиваясь.
– В натуре пукла! – отозвался второй.
Кто-то еще говорит «в натуре»? Экая деревенщина…
– Я Аэлита Крыскина! – возмутилась она. – Как вы смеете?
Я почувствовал, что она пытается использовать свой талант. Но если раньше гопники убежали бы дрочить в кулачок, рыдая от ее совершенства и собственной ничтожности, то сейчас они только заржали обидно:
– Хуэлита! Бы-гы-гы!
– Чо в сумочке, пукла позорная?
– Сиськи покажь?
Ладно, это все весело, но хорошего понемножку.
– Песня дружбы, молодежь? – спросил я, подходя к ним сзади. – Не задушишь, не убьешь?
– Эй, мужик, ты чо, это ж пукла! – ответил самый наглый и тупой.
Другой достал из кармана пульт и ткнул им в сторону Крыскиной. Лампочка моргнула красным, послышался неприятный писк.
– Пукла! – торжествующе объявил он.
– Кровь и имущество дозволены! – осторожно косясь на меня, подтвердил третий.
– Так, дай это сюда. – Я взял того, что с пультом, за руку и, вывернув кисть, легко отобрал девайс. – А теперь сделайте так, чтобы я вас искал и не нашел.
– Слышь, мужик, ты чо, пуклоеб, в натуре?
– Мужики в поле пашут. А я – творческая интеллигенция. Не испытывайте мою креативность.
Они благоразумно не стали.
– Боже, какие твари… – дрожащим голосом сказала Крыскина. Ее трясло, макияж под глазами потек. – Пукла? Я пукла? Как они посмели?
Я неопределенно пожал плечами, опуская в карман загадочный пульт.
Проводил на всякий случай Крыскину до дома, вежливо отказался зайти в гости, опасаясь проверять границы ее благодарности. Кажется, этим обидел еще больше.
Автослесарь Трофимыч был в фазовом состоянии «цель достигнута» – то есть хорошо под газом. Это легко было заметить по довольству собой и миром, написанному алкоголем на его лице.
– Приветствую героев радиоэфира! – Выпивши, Трофимыч становился причудливо вежлив.
– Привет, Трофимыч, – ответил я, – как бизнес у работников кувалды?
– Пфуй! – Он сделал величественный жест провинциального трагика в роли короля Лира. – Никаких больше кувалд! Перед тобой, Антон, почтенный диагност, проницающий взором внутреннюю сущность стальных недр! Гайки теперь пусть другие крутят!
– Талант, что ли, открылся? – догадался я.
– Ха, талант… Талантище! Смотрю на машину и сразу вижу – где что не так, как будто огонечек такой… Ежели, например, датчик сбоит или подшипник люфтит – мне как будто фонариком красным туда светят. Все голову ломают, тестерами крутят, а я выхожу такой весь в белом и говорю: «Эгей, гражданин автолюбитель, да это же у тебя межвитковое в катушке!»
– Повезло тебе.
– Не то слово! – покивал довольный Трофимыч. – Теперь мне завсегда везде рады и каждый нальет, а я и рук не мараю. Ткну пальцем в поломку и отдыхать иду. Чем не жизнь?
– Грандиозно, – подтвердил я, – всем бы так.
– Не грусти, Антонище, – утешил меня Трофимыч, – будет и на твоей улице площадь, и перевернется на ней самосвал с ромовыми бабами! Так что ты хотел? Если опять масло поменять, так это теперь не ко мне…
– Нет, вопрос у меня. Несложный, но по профилю.
– Озвучивай!