Календарь русской природы

Сильная прибыль полой воды повторилась и через год. В "Дневных записях Желябужского" за 1704 год читаем: "20 мая ночью большой мороз, побило рожь в заокских городах по Севск, Брянск, Москву, кое-где побит и за Москвою; был голод на семена по деревням великой. Из сел и деревень многие помещики и вотчинники отпускали людей своих и крестьян кормиться в украинские города, а некоторые отпускали совсем. Хлеб яровой в то время родился весьма хорош, никогда такого не было".

Много противоречивого содержат воспоминания иноземцев, посещавших Московию. Сетуя в один голос на студеные зимы, авторы россики обыкновенно преувеличивали действия мороза. Если верить их сообщениям, то лед на Москве-реке бывал толщиной в рост человека; от сильной стужи замерзали птицы на лету и лопалась кожа у лошадей, а люди приезжали в санях замерзшими.

Пожалуй, наиболее интересные описания московского климата сделал Флетчер – английский посол в Москве (1588-1589 гг.). Зима, по его наблюдениям, длилась у нас от начала ноября до конца марта, то есть в тех же календарных границах, как и теперь. Восторгаясь русским летом, Флетчер записал: "Леса так свежи, луга и нивы так зелены, такое множество разнообразных цветов и птиц, что трудно отыскать другую страну, где бы можно было путешествовать с большим удовольствием". Июнь, по его словам, в Москве жарче, чем в Англии.

В середине XVI века Москву посетил немецкий ученый и путешественник Адам Олеарий. В своих уникальных мемуарах он называет нашу зиму исключительно холодной, а лето – на редкость жарким. Глубокий снег, по мнению Олеария, предохраняет посевы от вымерзания, оттого-то по весне они "быстро выходят наружу, и по времени роста и созревания (хлебов) здешняя страна не уступает нашей Германии".

В конце семнадцатого столетия Москву посетил австриец Корб. По дороге в российскую столицу, в марте 1698 года, Корба поразили снежные сугробы, которые приходилось "скорее рассекать, чем переезжать. Даже пустые повозки, лишенные всякой поклажи, утонув в снегу, застревали там так глубоко, что вытащить их не могли ни лошадь, ни силы человеческие". Летом Корба привлекли "очень красивые прозрачные яблоки, составляющие предмет зависти многих весьма теплых стран".

Переменился ли в последние 300 лет московский климат? Да, в отдельные годы и даже десятилетия климат Русской равнины то теплел, то холодал, но, в общем, существенных изменений с ним не произошло. Ведь отклонения от термических и осадковых норм в том или другом сезоне наблюдаются и в наши годы. Вспомним январь 1969 года, тогда он во многих местах страны оказался на 12-14 градусов ниже нормы. Подивил крепкими морозами и январь 1972 года. Конечно же по условиям отдельных лет рискованно судить об изменении климата вообще.

И все-таки он меняется. Медленнее, чем иногда предполагаем, но изменение есть. Достаточно сказать, что за последнее столетие общепланетная годовая температура повысилась на полградуса Цельсия. Правда, за это столетие влияние человека на климат было весьма интенсивным: на обширных территориях вырубались леса, осушались болота, в зонах недостаточного увлажнения возникало поливное земледелие, а, главное, в атмосферу неуклонно увеличивалось поступление углекислоты. Ведь сжигаемое топливо – не бесследно!

Но справедливо заметить, что и раньше, когда влияние человека на климат было куда менее внушительно, чем теперь, климат обширных географических зон время от времени теплел. Возьмем, к примеру, 1821-1830 годы. Среднегодовая температура в Москве тогда составила 4,5 градуса Цельсия. За эти 10 лет было три теплых и три холодных зимы, две весны устанавливались отменно теплыми, каждое второе лето выдавалось жарким и три осени простояли по-настоящему ласковыми. В ту замечательную пушкинскую пору лишь одно лето не удалось – холодным простояло, а осени – так все до одной оказались золотыми.

Зато следующее десятилетие по праву можно назвать лютым. Средняя годовая температура воздуха составила всего 3,9 градуса. Температурный режим был суров как зимой, так и летом. Московские зимы вообще простояли все строгими, весна теплой оказалась лишь один раз, теплое лето приходилось не чаще чем одно на три года. Сухой осень выдалась всего два раза.

Затем прошли годы с меньшей неустойчивостью погоды, хотя зимой 1845 года москвичи вплоть до Новогодья знали лишь два-три "настоящих русских 20-градусных мороза, а то все пять, шесть – много семь градусов". О решительной перемене климата в целом свете снова говорили повсюду.