Календарная книга

Кто-то запищал под полом, а, может, в полости стен.

— Крысы? — спросил Гамулин.

— Здесь нет крыс, — ответил цыган неожиданно сурово. — Здесь никогда не было крыс, но всегда было много разных зверей. В подвале держали пардуса, а говорят, композитор перед смертью купил крокодила. Но теперь — другое. В таких домах всегда живут хомяки или сурки — это обязательно.

— Почему сурки? — спросил Гамулин, но ответа не получил.

Звуки приближались.

— Мы почти пришли, господин, — сказал цыган, и Гамулин поразился этой перемене. Комодан зачем-то засунул себе в нос две бумажные упаковки сахара, украденные из бара, и стал похож на безумного персонажа чёрной комедии. Походка его тоже изменилась, и цыган приплясывал, как человек, который никак не может добежать до туалета.

Комодан отворил дверь в залу и пропустил Гамулина вперёд. Гамулин перекинул ремень короба через плечо и шагнул через высокий порог.

Вдруг резкий удар обрушился на его голову, и всё померкло.

Он обнаружил себя висящим, как космонавт — в крутящемся колесе. Он привязан в неудобной позе к ободам странного колеса, стальной карусели, стоящей вертикально посреди огромного зала.

Ноги и руки его торчали из зажимов на ободе. Вокруг, в проволочных лабораторных клетках сидели несколько зверьков и таращили на него глаза-бусинки.

— Чё за херня? — спросил он угрюмо в пустоту перед собой. Из-за его спины вышел незнакомый человек, можно сказать, коротышка. Повернувшись куда-то в сторону, коротышка спросил:

— А он точно музыкант?

— Да, господин Монстрикоз. Он даже пришёл с инструментом… — ответил голос цыгана, — инструмент в чехле.

Гамулин не стал вступать в разговор и разочаровывать карлика. Он справедливо рассудил, что от этого может быть только хуже.

— А это что? — спросил Гамулин недоумённо, мотнув головой. Указать рукой вокруг было невозможно. Хотя он не обращался ни к кому конкретно, ответил карлик:

— Это — идеальный инструмент. Иначе говоря, генератор переменной частоты, — карлик вместе с цыганом прилаживал какие-то провода к машине, и, не прерывая этого занятия, продолжил:

— Мне как злодею, позволительно поболтать перед началом Великого Делания. Именно Делания — впрочем, такая мелочь, как превращение ртути в золото и обратно, меня не интересует. Вчера я разложил вино на простые составляющие, упростил несколько изображений, и ещё кое-что по мелочи. Почему-то обратные гармонии лучше всего действует на фотоплёнку… Но тогда у Инструмента ещё не было центральной части, а теперь Комодан нашёл тебя, и я доведу его до совершенства.

Настойка тминная заспорила внутри Гамулина с водкой укропной, и он подумал, не заснуть ли ему — это был хороший способ решения подобных проблем. При пробуждении, впрочем, появлялись другие проблемы, не менее серьёзные, и ужасно болела голова, но дурацкие карлики всегда исчезали.

И гномы — тоже.

Гармонь — это тебе не баян, потому как это русская разновидность гармоники с полным хроматическим звукорядом на правой клавиатуре, басами и готовым аккордовым или готово-выборным аккомпанементом на левой.

Заснуть, однако, не выходило, хотя голова всё время валилась на грудь, а карлик продолжал:

— Вы знаете, любезный иностранец, отчего не исполняется музыка Композитора? Многие дураки до сих пор считают, что это месть поклонников его знаменитого друга. Глупость! Чепуха! Друг, конечно, был талантлив, но глуп, а музыка его — слащава. Наш же герой, строитель этих стен, знаток гармоний и властелин звуков, был настоящий гений! Он был гениальнее этого изнеженного выскочки в сто, в тысячу раз! И он дошёл до тех высот, какие тому и не снились — и вот, на краю мироздания он создал Великую Гармонику.

— Чё? — тминная и укропная уступили место черешневой и липовой, и Гамулин резко выдохнул.

— Я же говорю, это особый музыкальный инструмент, в котором сочетаются звуки всех инструментов мира.

— Мира… — как эхо отозвался Гамулин.

— По внутренним его колёсам бегут десять хомяков, восемь кошек сидят в специальных камерах и мяукают в такт ударам стальных игл, шесть соловьёв поют в клетках, а в центре этого находятся органные трубы, синхронизирующие звук. И вам повезло, мой незнакомый друг — вы станете главной частью механизма.

— Это поэтому я похож на цыпленка табака? — злобно сказал Гамулин.

— Почему цыплёнка? Вы что, не видели знаменитого чертежа Леонардо? В процессе музицирования вы будете олицетворять гармонию человека.

Гамулин как-то понимал под гармонией совсем не то, никакого знаменитого чертежа никакого Леонардо в глаза не видел, но в его положении выбирать собеседников не приходилось.

— И что? Спляшем, Пегги, спляшем? Ну, сыграем, а дальше-то что?