Календарная книга

Учитель отвёл глаза, а когда посмотрел снова, то увидел на двенадцати тарелках двенадцать рыбьих голов, двенадцать хребтов и двенадцать хвостов. Учителя держали в руках двенадцать рыбьих пузырей.

Дюжина спичек вспыхнула одновременно, и ему показалось, что он слышит, как трещат пузыри на огне.

Завуч беззвучно говорил что-то, и учитель почувствовал укол обиды от того, что его не позвали на эти посиделки. Но тут, видимо, в дверь постучали, потому что все, сидевшие за столом, одновременно повернули головы в сторону.

Днём он даже хотел пожаловаться на это Завучу, но тот куда-то уехал. Говорили, что он может не вернуться, и им даже могут прислать нового завуча.

Занятия в школе шли своим чередом, скоро начинались каникулы, и учитель провёл несколько вечеров в школе.

Когда он, наконец, очутился дома, то с нетерпением уставился в окно, будто зритель в театральной ложе.

Окно было распахнуто, шторы были подняты, тюль завернуло ветром.

Посередине комнаты стояли четверо. И он прекрасно знал всех — физкультурника с мячом, заведующую школьной столовой, державшую в руке половник, медсестру со стетоскопом и учителя музыки.

Учитель музыки достал откуда-то из-за спины блестящую золотую трубу и поднёс к губам.

Тонкий звук стал нарастать, мелодия, сперва тихая, каждую секунду усиливалась.

По очереди распахнулись семь окон, что были перед ним, даже залитое молоком окно медпункта на первом этаже.

Тревога наполнила наблюдателя, и волосы зашевелились бы на его голове, если бы он не был давно лыс.

Звук заполнил весь двор и поднялся к небесам. Захлопали окна, по пустырю двора понеслись бумажки и мусор, какая-то женщина бросилась сдёргивать бельё с верёвки, заплакал ребёнок.

Что-то за спиной учителя упало с полки и покатилось по полу.

И он понял, что хочешь — не хочешь, а теперь придётся в этом поучаствовать.

05 октября 2022

Письмо в бутылке (День почты. 9 октября)

В бросании мореходом бутылки в волны и посылке стихотворения Боратынским есть два отчётливо выраженных момента. Письмо, равно и стихотворение, ни к кому в частности определённо не адресованы. Тем не менее, оба имеют адресата: письмо — того, кто случайно заметил бутылку в песке, — стихотворение — "читателя в потомстве". Осип Мандельштам

Я приехал к Синдерюшкину в первый день нового года.

Так бывает — справив, как всегда бессмысленно и суетливо праздник, ты начинаешь желать ему продолжения и вот ищешь, ищешь нового общества.

Я долго ехал в электричке с заиндевевшими окнами. Ко мне пытался пристать с объяснением устройства мироздания какой-то пьяный, но как только я цыкнул на него, как он превратился в круги и стрелы на стекле. Дети в тамбуре плясали вокруг кота — несчастного кота, тянувшегося, стоя на задних лапах, за недоеденной новогодней колбасой.

Шли одна за одной сборщицы пустых похмельных бутылок, заглядывая под каждую лавку, как полицейские в поисках бомбы.

Станция была пуста, как это обычно зимой в дачных местах.

Те, кого звали, уже добрались куда надо, в домах курятся трубы. Жизнь идёт своим чередом.

Жили тут по советским меркам небедные люди — придумывавшие уши для ракет — специалисты по радиолокаторам. Одни их придумывали, другие — использовали. Да только все они растворились во времени, а памятью о них остались дачи, над которыми ещё торчали диковинные телевизионные антенны, способные принять сигналы с Марса.

Я миновал несколько поворотов среди глухих заборов и не без труда нашёл дом Синдерюшкина — большую рубленую избу в окружении засыпанных снегом примет прошлой жизни — куч строительного мусора, припорошенных снегом холодильников, и даже двух чугунных ванн под шапками снега.

Зима долго не наставала, и навязшее в зубах «снег выпал только в январе» — свершилось. Повалил снег, и ночные фейерверки мешались с летящими вверх хлопьями.

Здесь, в дачной местности, ночные забавы были видны по обгорелым вешкам, откуда стартовали ракеты и где накануне крутились шутихи.

Правда, на участке Синдерюшкина ничего подобного не было — там была какая-то особенно отчаянная белизна пустоты.

Ничего чёрного — ни кустов, ни забора, ни вешек — не было.

Всё было облеплено не тронутой китайским порохом и прочим новогодним весельем кристаллической водой, и это придавало местности сказочный вид.

В этот момент я подумал о том, что и мне был бы нужен крепкий дом, пахнущий деревом, в который нужно возвращаться из путешествий и развешивать по стенам африканские маски. И я сразу же задумался — сам я придумал эту фразу или прочитал у кого-то.

Итак, жить в бревенчатом доме — среди пустых глухонемых дач зимой. Выходить из дому только ради того, чтобы поссать с крыльца.

Вот как Синдерюшкин.