Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

Занятые уборочными работами, крестьяне не праздновали дни святых, которые приходились на июнь. Однако суеверные люди старались соблюдать различные запреты, чтобы не навлечь на поля и виноградники град и другие напасти: не работали на виноградниках в день св. Варфоломея (11 июня), не жали в день св. Онуфрия (12 июня), не пахали в день св. Елисея (14 июня). Имя последнего (’Ελλισσαιος или по простонародному Λυσσεα) созвучно со словом η λυσσα — «бешенство», «ярость»{891}.

Но главные обрядовые действия связаны, конечно, с самим процессом жатвы. Большинство из них знаменует первый и последний день уборки. На о-ве Скирос перед первой бороздой, с которой начинали жать, ставили большой камень и жнец трижды крестил его, приговаривая: «Да будет хороший урожай, и мы, жнецы, да будем такими же сильными, как этот камень». На этом же острове жнецы затыкали себе за пояс колосья из первых снопов, «чтобы не уставать и работать, не разгибаясь»{892}.

Во Фракии жнецы (наемные работники) ставили первый сноп в поле и ждали, чтобы хозяин осыпал сноп мелкими монетами, которые шли в пользу работников; только после этого приступали к жатве{893}.

Обряды, исполнявшиеся при окончании жатвы, близко напоминают те, которые существовали и у многих других народов Европы. Последний участок поля оставляли несжатым. На о-ве Скирос говорили, что это делается «для удовольствия земли». Более поздним является объяснение, что колосья послужат пищей для птиц и зверей. Последние несжатые колосья называют «бородой», так же как и у славян. По всей вероятности, колосья оставляли в поле, чтобы не уничтожить, не унести всю плодоносящую силу земли, чтобы символически вернуть ей отнятые от нее плоды.

В некоторых районах Греции жатва последнего клочка хлебного поля обставлялась ритуалом, носившим почти игровой характер. Когда было убрано уже все поле и оставался один небольшой участок, все жнецы собирались около него и сжинали его с большой поспешностью, затем отбрасывали серпы и кричали: «Хватай его, хватай!» Как будто бы кто-то невидимый бежал по полю.

Близок к этой сценке обычай на о-ве Лесбос: группы жнецов, заканчивавших жать на двух соседних полях, соревновались между собой в скорости работы. Тот, кто кончил жать раньше соседей, устраивал шуточную «охоту на зайцев» в соседнем поле. Верили, что такая победа принесет хороший урожай на будущий год{894}.

Подобные игровые приемы известны и у других народов Европы. Очевидно, в них отразилась вера, что дух растительности, плодородия, обитающий в поле, в колосьях, сохраняется в последнем пучке. Если его срежут, дух куда-то должен уйти, а так как его представляли в образе какого-то животного, то и изображали «охоту». Эта трансформация могла произойти, очевидно, только тогда, когда суеверного страха или поклонения духу уже не осталось, но сохранилось воспоминание о каком-то животном, якобы обитающем на поле.

От религиозного отношения к последним колосьям на поле перешли к особому отношению к последнему снопу. В нем тоже якобы содержится особая сила, способствующая росту хлебов, будущему урожаю. Почти во всех районах Греции последний участок оставляли несжатым, придавая ему форму креста, а уж потом его сжинали. Иногда кончали жатву крестообразными взмахами. Из последних колосьев вязали сноп, приносили торжественно в дом хозяина поля, вешали его на перекладину под потолком. Когда приходило время посева, зерно из этого снопа освящали в церкви и смешивали с посевным зерном{895}.

На п-ове Халкида на куче снопов, приготовленных для молотьбы, укрепляли деревянный крест, увитый колосьями и цветами, среди которых обязателен базилик{896}.

Обряды уборочной страды получили наибольшее развитие в северных районах Греции, но и там последние воспоминания о них относятся к 30-м годам нашего века. Они превратились к этому времени в развлечение, в шутку, в способ выманить у хозяина угощение: наемные рабочие приносили последний сноп фермеру, хозяину поля и не отдавали до тех пор, пока он не давал им вина, цыпленка и т. п.{897}

Если июнь называют «жнецом», то июль (официальное наименование — 'Ιουλιος) величают «молотильщиком» — алона´рис — (o’ Αλωναρης или ο Αλωνισης){898}

Только начнет восходить Орионова сила, рабочимТотчас вели молотить священные зерна ДеметрыНа округленном и ровном току, незакрытом от ветра{899}, —

так поучал Гесиод.

Устройство тока на плотно утрамбованной круглой площадке известно всем балканским народам. По кругу гоняли лошадей, волов, которые вытаптывали зерна из колосьев. В современной Греции преобладает молотьба машинами, только кое-где в отдаленных горных селениях сохраняется еще старинный способ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное