Читаем Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники полностью

В тех областях Франции, где влияние церкви особенно велико, можно наблюдать, как к древнему магическому действу присоединялся и христианский обряд.

Эльзасские крестьяне в некоторых местностях при приближении окончания жатвы становились на колени и молились, затем молодая девушка срезала последние колосья и присоединяла их к «букету», который украшал последний воз. «Букет» прикрепляли на крыше амбара, где он должен был оставаться до следующей жатвы. Иногда последние колосья сплетали, украшали их цветами и лентами и несли в церковь для освящения.

Обрядовые действия, связанные с последним снопом, наиболее часто соблюдались в Эльзасе, Лотарингии, Шампани, Бургундии и других областях Северной и Центральной Франции. На Средиземноморском побережье Франции, в областях Центрального массива, в провинциях Мэн, Анжу, а также в Бретани и Фландрии эти обряды либо не засвидетельствованы, либо соблюдались лишь в отдельных коммунах{96}.

Дух соревнования, соперничества неизменно сопутствует жатвенным и многим другим коллективным сельскохозяйственным работам. Насмешки, злые шутки, приносящие нередко ущерб хозяйству, ждут того, кто отстает — не заканчивает жатву одновременно с другими. Нерасторопный хозяин мог ждать, что посреди его несжатого поля шутники водрузят соломенное чучело, наряженное в лохмотья, чучело лисицы или козы. Для своих проказ молодежь собиралась ночью. Утром хозяина ждала кара: знак унижения и вытоптанное поле. Подобному наказанию подвергались лишь ленивые хозяева. Если же какая-нибудь серьезная причина не позволяла хозяину управиться вовремя, он мог рассчитывать на помощь соседей{97}.

Дж. Фрэзер и французские исследователи дают различное толкование жатвенным обрядам, по-видимому имея в виду различные стадии их бытования. Возможно, что первоначально в этих обрядах выступали представления о том, что духу растительности, находящему приют в последнем снопе, при жатве наносится урон. Стремление жнеца не оказаться последним Дж. Фрэзер объяснял боязнью мести духа растительности, которая падала на того, кто срезал последний сноп. Этот последний мог быть обречен на какую-нибудь беду в течение года, он становился предметом насмешек и издевательств{98}.

Утрачивая первоначальный смысл, обряд сохранялся, приобретая новое значение в условиях господства общинных отношений. Французские исследователи, и в частности А. Ван Геннеп, в шутках жнецов над отстающим работником главным считает социальный момент. Этим актом коллектив выражает свое отношение к отдельным его членам, не уважающим принятые нормы. Общественное осуждение лиц, оказавшихся последними в каком бы то ни было деле, всегда находило выражение в обрядовых действиях: прибывший последним на общественное пастбище становился предметом осмеяния — на шею ему вешали снятый с ярма коровы колокольчик, возили по деревне верхом на осле.

Шутили над молодоженами, не имеющими детей после первого года супружества, над теми, кто устраивал свадьбу последними, перед самой масленицей, и т. д. Все это относится к особой серии действий, применявшихся по отношению к отстающим. Главную роль в проведении этих действий играла молодежь.

Французский исследователь А. Ролен предполагает, что применение санкций к лицам, задерживающим окончание жатвы, имело особое значение в период господства таких общественных институтов, как принудительный севооборот и право выпаса на паровом поле и на поле, с которого снят урожай. Сельская община и главным образом малоземельные крестьяне были заинтересованы в кратчайших сроках проведения жатвы, с тем чтобы получить пастбище для скота. Отдельные крестьяне не решались входить в конфликт с лицами, задерживающими окончание жатвы. Санкция могла исходить лишь от одной социальной группы, влияние которой в сельской общине считалось неоспоримым, — от группы молодежи. С исчезновением указанных сервитутов санкция утратила свое прежнее значение, но молодежь продолжала ее применять, пользуясь данной ей коллективом властью общественного контроля{99}.

Жатва — самый важный в жизни земледельца этап труда, и в ее успехе заинтересована вся община, поэтому столь высоко общественное значение этого акта.

Окончание жатвы — момент торжественный. Все крестьяне от мала до велика собирались в этот день в поле и сопровождали воз со снопами, украшенный ветвями, букетами цветов, многоцветными лентами. Смысл обряда прежде всего социальный — объявить всенародно о завершении определенного этапа работ.

Жатву, как и другие важные сельскохозяйственные работы, было принято завершать трапезой, которая объединяла всех принимавших участие в труде. Общий пир сопровождался шутками, играми, песнями, танцами, давал разрядку напряжению, укреплял у его участников чувство солидарности.

Тем, кто плохо работал, оставлял нескошенными траву или колосья, опрокидывал плохо уложенный воз, лучше было не появляться на этом пиршестве, именно они становились предметом шуток.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное