Калевала

Тогда сказал ей Вяйнемейнен такие слова:

— Вижу я, что мне тебя не обмануть. Так слушай же, теперь скажу тебе истинную правду. Задумал я сделать себе лодку. Построил я ее песней, сделал заклинанием, но не хватает мне трех слов, чтобы поставить мой челнок на воду. Вот и решил я спуститься в жилище мертвых, поискать здесь эти заветные слова.

Рассердилась дочь Маналы:

— Глупый ты, неразумный человек! Кто же по своей воле спускается в жилище мертвых? Ступай-ка скорее прочь, возвращайся, пока не поздно, к себе домой. Многие приходят сюда — никто не возвращается назад.

Не испугался ее слов старый, мудрый Вяйнемейнен и говорит:

— Только слабые женщины да малые дети знают страх. Дай же мне лодку, дочь Маналы, чтобы мог я переправиться на твой берег.

Видит девушка, что не уговорить ей Вяйнемейнена, и перевезла его в своей лодке на остров.

Сама хозяйка Туонелы вышла к нему навстречу.

Подносит она Вяйнемейнену кружку с пивом. За обе ручки держит большую кружку, чтобы не выплеснулось из нее ни одной капли.

— Выпей, песнопевец! — говорит.

Взял Вяйнемейнен кружку, да прежде, чем выпить, посмотрел на дно. А там чего только нет! Лягушата прыгают, ползают змеи, копошатся черви.

Выплеснул Вяйнемейнен отраву и говорит хозяйке Туонелы:

— Не для того я живой спустился в страну мертвых, чтобы пить ваше пиво. Кто пьет его — тот пьянеет, кто пьянеет — тот гибнет.

Удивилась хозяйка Туонелы и спрашивает:

— Зачем же пришел ты сюда, Вяйнемейнен, раньше, чем тебя позвал Мана, прежде, чем вспомнил о тебе Туони?

Отвечает ей Вяйнемейнен:

— Я пришел за тремя вещими словами, чтобы достроить недостроенную лодку, чтобы скрепить нескрепленные доски.

— Не нужны тебе больше эти слова, — говорит ему хозяйка Туонелы. — Никогда уже не плыть тебе в этой лодке. Не увидишь ты родного дома, не ступишь больше на родную землю. Тому, кто пришел в страну мертвых, не вернуться к живым.

И только сказала — тяжелый сон сковал Вяйнемейнена.

А хозяйка позвала одного из сынов Маналы и велела ему сторожить пришельца.

Тысячу медных сетей принес сын Маналы и расставил их вдоль и поперек потока, перегородил пучину мертвых вод.

Руки у сына Маналы — как железные клещи, вместо пальцев у него острые железные крючья. Зацепил он своими крючьями сети, крепко держит их в руках.

Пусть-ка попробует теперь выбраться старый, мудрый Вяйнемейнен!

Долго лежал Вяйнемейнен, погруженный в тяжелую дремоту. Наконец очнулся он, огляделся — нигде ни входа, ни выхода.

«Нет, не хочу я погибать в этом темном жилище Маналы», — думает Вяйнемейнен.

Прикинулся он змеей, прополз, как червяк, под железной сетью, маленькой рыбкой скользнул в воде и поплыл к берегу.

Ранним утром стал сын Туонелы осматривать сети. Поднял цепкие свои пальцы, вытащил сети и видит — мечутся в сетях сто форелей, тысяча окуней бьются в железных петлях, только нет в сетях старого, мудрого Вяйнемейнена.

А Вяйнемейнен выбрался из черного потока Маналы, из бурной пучины Туонелы и скорее пошел прочь от этого злого места.

Не знает старый, мудрый Вяйнемейнен, где теперь искать ему вещие слова, чтобы достроить лодку.

Встретился ему на дороге пастух.

Спрашивает его Вяйнемейнен:

— Может, ты знаешь, где найти мне три заветных слова, чтобы достроить мою лодку?

— Уж, наверно, старый Ви́пунен знает их, — отвечает ему пастух. — В утробе у него найдешь ты сотни песен, тысячи слов. Правда, не легкая дорога перед тобой лежит, но и не самая трудная, — засыпана она железными иглами, утыкана мечами и секирами.

И вот отправился Вяйнемейнен в путь. Первый день шагал он по колючим железным иглам. Второй день, спотыкаясь, шел по острым булатным мечам. Третий день, шатаясь, брел по наточенным секирам.

И наконец привела его дорога к старому Випунену.

Видно, давно уже спал Випунен. Всем своим могучим телом врос он в землю.

На плечах у него качается осина, на висках — береза, в бороде раскинула ветви ива, на усах шелестит листьями ольха. На лбу у Випунена поднялись могучие ели, между зубами шумят столетние сосны.

Выхватил Вяйнемейнен из кожаных ножен железный меч и принялся расчищать вход в утробу великана.

Одним ударом срубил осину, другим — повалил березу, снес ели со лба песнопевца, выкорчевал из его бороды иву.

Потом, словно тяжелые ворота, раздвинул челюсти великана, заложил между ними железный шест и вошел под своды костлявых скул.

Тут проснулся Випунен, приподнял веки, повел глазами. Хочет он закрыть рот — и не может: крепко стоит у него между зубами железная подпорка.

Тогда еще шире разинул рот Випунен и вместе с железным шестом проглотил старого, мудрого Вяйнемейнена.

Проглотил и говорит сам себе:

— Приходилось мне есть и козу с копытами, и корову с рогами, и кабана с клыками, но такого жесткого кусочка никогда еще не случалось отведать!

Зевнул разок, другой и снова задремал.

А старый, мудрый Вяйнемейнен сидит у него в утробе и думает, как бы ему разбудить Випунена, как бы согнать с него вековой сон.

Подумал, поразмыслил и принялся устраивать в животе великана кузницу. Из рукавов рубашки сделал мехи, из шубы — поддувало. Наковальней ему служит колено, молотом — крепкий кулак.