Калямбра

А теперь, говорят, он глава администрации Шкотовского района Приморского края на Дальнем Востоке. И ушел в запас он с адмиральской должности, был начальником тыла. И еще говорят, что он очень заботится обо всех, взял несколько наших однокашников на работу.

Он устроил встречу для ребят в ресторане, говорили, что там все было хорошо.

Но я не пошел. Вдруг он действительно стал другим человеком?

Мне все-таки дорого то юношеское отношение к нему, как к мерзавцу.

* * *

Да, о национальности. Нам плевать было на национальную принадлежность. У подводников ценится только знание и самообладание. И будь ты хоть арийцем златокудрым, хоть негром губатым – итог один: не знаешь – вон.

* * *

Когда-то в детстве я ходил на карьер с взрослыми ребятами. У них была «воздушка» – ружье, стреляющее такими маленькими пульками. Эти ребята стреляли лягушек. Они стреляли лягушке в голову, а потом наблюдали, как она умирает. Я не мог этому воспротивиться. Я был очень маленький. Я стоял и плакал. А они смеялись: «Над лягушками!»

Если б я встретил их сейчас, то в лучшем случае не подал бы руки.

А то и морду бы набил. Я теперь сильный.

За тех лягушек.

* * *

Читаю: «Мне, как старшему помощнику командира подводной лодки «К-19» с сентября 1965 года по июнь 1967 года и командиру «К-19» с июня 1967 года по октябрь 1969 года, выпала честь воспитывать экипаж на славных традициях, заложенных первым экипажем под командованием Николая Владимировича Затеева. Подводная лодка «К-19» в 1968 году была признана лучшей подводной лодкой Военно-Морского Флота!» – это Бекетов Ю. Ф.

«Мы на ней с рождения до ее тризны…» – на глаза наворачиваются слезы (как написала мне одна девушка).

«Жалко нашу ласточку, смотрите, какая она красавица!» – а это Иванов и Кузьмин.

Я отписал, что не будем забывать про год – 1965-й.

Они просто другие. Подводнички тех лет. Они ходили в автономки по 15 дней кряду и считались героями. У них «текли» парогенераторы. На большее их лодки не были способны. Это после истории с «К-19» многое в ЯЭУ доделали и переделали. Так что в море они ходили меньше нас. Давно замечено: меньше моря – больше пафоса. С 1978 по 1983 год я ходил по две в году по 90 суток каждая плюс 2 контрольных выхода по 10 суток – это уже 200 плюс по мелочи после похода суток 20 плюс на задачи еще 20.

Итого в году – 240 в среднем. А были и тяжелые года – по 260. А зам. комдивы ходили по 300. Прыгали с корабля на корабль. Там не до пафоса. Один мат.

«И этих, с «Комсомольца», отличает уровень выучки», – еще одна цитата.

На «Комсомолец» посадили неподготовленный экипаж и отправили его в море. Вина не экипажа, а командования, принимавшего решение по их отправке. «Комсомолец» считался неплохим кораблем. О его конструктивных достоинствах и недостатках можно спорить. Если всплывающую камеру в море на госиспытаниях отрывает и она тонет, то это, наверное, не вина экипажа и его выучки. Если ШДА при пожаре выдают в отсек СО, и резина маски приклеивается к лицу, и ее отдирают с мясом, то как это прикажите называть? Если клапан ВВД имеет прокладку, испаряющуюся при пожаре, отчего в закрытом состоянии он травит воздух – то причем тут выучка? Если люди, собравшись во всплывающей камере, вручную пытаются подтянуть и задраить нижнюю крышку, а она с перекосом, негерметична и ее при этом заклинивает, то какие претензии к людям в ней?

* * *

Письмо:

«Саша, это было опубликовано в газете «Труд-7» от 24 июня 2004 г. стр. 21.

«Заявление. Я, Бутейко Мария Даниловна, 1970 г. рождения, прошу назначить мне алименты на мою дочь 1998 г. рождения. Удивитесь, при чем тут ваше медицинское заведение – вы ж не роддом. А при том. В начале прошлого года мой муж, будучи находясь за рулем в состоянии нетрезвого опьянения, налетел на бетонный столб с тяжелыми последствиями, про какое ниже. Я пошла его навестить в травматическую больницу, то есть к вам. Дежурная глянула в список и сказала, что пациент Бутейко лежит в 26-й палате, причем сильно ушибленный в голову и вообще верхнюю половину своего человеческого туловища. Я пошла посмотреть. Висел на растяжках, в гипсе, да еще сплошь обмотанный бинтами, так что виднелись только глаза и ротовое отверстие.

Какой ни есть поврежденный, а супруг, и я стала отпаивать больного сливками, медом, собачьим салом и прочими дефицитами. Выполняла это каждый день ему в лежачем виде в течение месяца. Когда же платить сестрам за ночной уход стало нечем, я начала оставаться в палате до утра. И так продолжалось еще недели три.

И вот, наконец, его размотали, и что ж я обнаружила? Этот вовсе не мой муж! То есть, тоже по фамилии Бутейко, но Анатолий Николаевич, тогда как мой – Петр Карпович. Однако в женской консультации мне сказали, что уже поздно.

Конечно, вам любопытно, где все это время находился мой законный? Не знаю. Скорей всего, у той курвы, какую катал в машине, а может, у какой другой. Во всяком случае, дома его присутствия не наблюдалось. Когда ж через полгода он, то есть Бутейко П. К., заявился, я была уже сильно в положении от травмированного гражданина Бутейко А. Н.