Куртис встрепенулся, но, решив, что почудилось, снова присел на краешек кресла. Но стук, уже настойчивее, повторился. Куртис, встревожено вглядываясь в заоконную темноту, осторожно, под стеной подобрался к окошку, гадая: кто? И в самом деле, как не ломать голову: ни друзей, ни просто знакомых, да еще таких, что в поздний час могли бы стучаться к нему в окно, у него не было.
Неизвестный постучал опять. Куртис, прижимаясь к стене у окна, приподнялся на цыпочки и шепотом спросил в сторону открытой форточки:
- Кто там? Что нужно?
- Нужен господин Куртис,-так же шепотом отозвался неизвестный и чуть громче спросил: - Это вы?
- Ну, я, Куртис, - согласился, продолжая держаться под прикрытием стены, дон Эдуардо.
- У меня к вам поручение.
- Приходите завтра в контору. - Едва Куртис успел это сказать, как рама вдруг подалась, и через подоконник тяжело перевалился человек. У дона Эдуардо обмякли ноги, в животе заныло.
Нежданный и незваный гость вежливо поклонился и подал ему длинный узкий конверт. Куртис машинально надорвал край, вытащил плотный листок и пробежал пяток строчек, отпечатанных на машинке:
"Мой дорогой племянник! Вне всякого сомнения, ты не подозреваешь о моем существовании. Но, надеюсь, наша встреча состоится в ближайшие часы, и тогда ты многое узнаешь. Подателю письма можешь доверять безоговорочно. Твой дядя".
Чувство, мгновенно охватившее дона Эдуардо, было чем-то средним между бессильной яростью и глухим разочарованием. Злость и разочарование Куртиса понять нетрудно: вроде замел следы, если не навсегда, то уж, во всяком случае, надолго, и тут на тебе - разыскал-таки, старая перечница!
Лет восемь назад дон Куртис едва не стал миллионером. Очень даже мог стать, но тем не менее не стал, а взамен лишился тысячи монет, выложенных, чтобы откупиться от чересчур проницательного чиновника из комиссии по борьбе с наркотиками. Монеты он, правда, выложил не свои, а одолженные у дядюшки под фальшивые векселя.
Куртис уперся взглядом в строчку - "...надеюсь, наша встреча состоится в ближайшие часы". Сюда едет, что ли? И тут до него дошла некоторая странность обращения: "Дорогой племянник..." Старый Куртис так написать просто не мог. "Отродье дьявола, вонючая свинья" - другое дело. Так, помнится, обращался к нему дядюшка в одном из писем, нагнавшем его, когда он вояжировал то ли из Сан-Фелипе в Ныо-Джерси, то ли из Коботы в Торвилл. Потом... что за черт:
"...ты не подозреваешь о моем существовании". Столько лет бегать от того, о чьем существовании не подозреваешь? Нет, тут что-то не то. Дон Эдуардо, несколько обессилев от попыток сообразить, в чем дело, присел на подлокотник кресла. И тут гость заговорил, раздельно произнося слова с каким-то странным выговором:
- Ваш дядя ждет вас.
- Какой дядя? Где? - вскинулся Куртис.
- Это станет вам ясно чуть позже. Пока я уполномочен сказать: вы не подозреваете, что ожидает вас.
-Что?
-Власть, - спокойно сказал гость. - И все остальное...
Странный посланец решительно шагнул к двери. Куртис, чуть ошарашенный навалившимися на него непонятностями, покорно двинулся за ним. За соседним забором звякнул цепью и заворчал Консул - здоровенный дог, охраняющий покой отставного полковника национальной гвардии Пшют-та.
Незнакомец вынул из кармана крошечный аппаратик, крутнул диск. И мгновенная тошнота, как воздушная яма. Куртис почувствовал, что его подхватили под локоть, и пошатнувшись, устоял. Незнакомец, увидев это, отпустил его локоть и отступил назад. Куртис огляделся по сторонам:
широкая асфальтированная улица, двумя рядами тусклых фонарей уходящая вдаль. За фонарями по обеим сторонам мостовой густела темнота, в которой угадывались дома, - кажется высокие, во много этажей. Но не успел дон Эдуардо удивиться, как увидел, что из-за крыши невидного в темноте дома выплыла щербатая луна, а следом... вторая! Не успел Куртис ни удивиться, ни испугаться странностям, вдруг обступившим его, как, тихо урча, подкатил длинный серый автомобиль, и спутник почтительным жестом приоткрыл дверцу...
Куртис украдкой поглядывал в окошко: так и есть - две луны. И оттого, наверное, что автомобиль то и дело сворачивал, виделось Куртису, что первая щербатая - луна выписывает восьмерку в черном беззвездном небе, а вторая вроде бы норовит то ли наперерез ей, то ли пристроиться в пару...
...Машина тихо скользнула в темный безлюдный переулок и остановилась у ступеней, полукругом поднимавшихся ко входу, похожему на гостиничный. Стеклянную, слабо освещенную изнутри дверь никто не распахнул перед ними - она распахнулась сама. Правда, Куртис заметил, как провожатый наклонился к какой-то пупырчатой бляхе на косяке и что-то промычал.